— Ладно, — мрачно прокомментировал командир. — Придётся пешком, здесь не далеко. А вездеход отправляется на базу.

Мы спрыгнули с брони и рассредоточились по округе, мне достался тыл, и я всё ещё испытывал сильнейший синдром самозванца, потому что таковым по чести и был.

Из кабины выбрался командир. У Комбата была примечательная с обширными сединами борода-эспаньолка, на базе его за это часто называли испанцем без стёба и с уважением, конечно же.

Помощник Комбата Плут ничем не выделялся, кроме пухлых щёк, при средней комплекции и примерного послушания командиру. И это было видно сразу по тому, как он отвечал на его запросы, и слушал приказы с гордо поднятой головой.

Мне казалось, что в критической ситуации, если надо будет пожертвовать собой, но спасти Комбата, Плут сделает это без промедлений. Возможно, где-то в прошлом была неизвестная для меня история о том, как Плут оказался обязан жизнью своему командиру. Иначе как объяснить подобный трепет?

Командир раздавал указания: мне по традиции было поручено идти в конце колонны. Так себе роль для обычного студента, желающего переквалифицироваться в дезертира. Много ответственности и риска.

Меня радовало, что в этой группе никто не задаёт провокационных вопросов. В компании Святого мне постоянно казалось, что я в шаге от разоблачения. Поэтому я не был сильно опечален его смертью.

Все детекторы молчали. Уровень радиации здесь был ниже среднего. Всё-таки природа умеет очищаться, а радиоактивные осадки наверняка уже схоронены под приличным слоем грунта. Ради любопытства я даже опустил счётчик ниже к земле. Уровень радиации немного повысился, но не до столь критического уровня, чтобы даже при длительном воздействии, например, навредить нашим стопам.

Вряд ли в лесу были хоженые людские тропы. Нам приходилось пробираться через густой кустарник, перешагивать и перепрыгивать поваленные деревья. Наша группа порядком взмокла от такой полосы препятствий. Каждые сто метров в этом лесу чувствовались, как добрый километр.

Комбат ориентировался по компасу. Прибор в его руке выглядел как вычурный антиквариат, наверняка какой-нибудь наградной или трофейный. Этим компасом командир дорожил, судя по тому, как он его вытаскивал и убирал обратно в нагрудный карман полевой куртки.

Спустя час мы добрались до поросшего мхом дорожного указателя. Он предстал перед нами неожиданно, показался прямо посреди высокого бурьяна. И несмотря на частичное позеленение ото мха и коррозию, на нём ещё можно было прочитать надпись населённого пункта: «Олешки».

— Мы на месте, — послышался голос Комбата. Отряд остановился. —Слушайте задачу. Впереди небольшая деревенька середины прошлого века, скорее всего, снесена до основания после Чернобыльской катастрофы. Нам нужно найти объект, который излучает колоссальное количество аномальной энергии. Полагаю, это артефакт. Готовьте детекторы, в деревне будем делить территорию на сектора, а затем прочёсывать её.

Как я и догадывался, мне вновь посчастливилось отправиться на поиски артефакта. В классификации миссий по критерию опасности поиск артефактов был где-то посередине. В самом низу находилась охрана и сопровождение, а наверху охота за головами.

Ещё на базе я задался вопросом, а кто вообще классифицирует эти миссии и по какому принципу? На это самый дружелюбный наёмник нашего отряда Степной ответил:

— В любом сложно деле требуется аналитика, стажёр. Все наши миссии идут в архив, но перед этим подвергаются дотошной обработке. Строгий разбор протоколов и отчётов позволяет адекватно оценивать риски. К примеру, задания по охране и сопровождению очень редко заканчиваются летальным исходом наёмников, а вот заказные убийства и охота – полная противоположность. Да, такое дело новичкам или низко ранговым отрядам не поручишь. Вот, например, совсем недавно за голову одного сталкера объявили несусветную награду и послали хорошо слаженную и опытную группу. Задание выполнили, вот только вернулись назад меньше половины отряда. Опасное это дело.

— Неужели этот сталкер оказался настолько крутым? — удивился тогда я.

— Нет, — Степной покачал головой. — У него оказалось много друзей, которые готовы были его защищать.

— А нас, куда отправляют, не знаешь? — с беспокойством спрашивал я.

— Не ссы, стажёр. У нас группа слаженная, боевой опыт получаем в умеренном количестве. Мы где-то посерединке болтаемся, но и не подай-принеси в то же время. Вот у Фила была одна из лучших команд. Удивительно, что тебя с первого дня приписали именно к ним. Ещё удивительнее, что ты остался жив, а Фил погиб, — Степной нахмурился и задумался.

С того дня мы с ним так и не разговаривали. Мне показалось, что он обиделся на меня, за то, что с болот живым вернулся не опытный и всеми уважаемый командир Фил, а какой-то новичок.

Если у меня и было чувство вины, то очень слабое и не мучительное. Ко всему, что касалось наёмников, я относился, как к временному и, кажется, уже начинал привыкать к смерти.

Лес поредел. Посреди рощи показались заброшенные дома и остатки улиц. У крайнего дома ржавел остов запорожца.

Комбат ошибся. Дома всё же не снесли, деревню просто покинули. Подсчитать точное количество домов было проблематично, но одно я понял сразу: перед нами типичные деревенские дома и никаких выкрутасов подобно тем фантастическим абстрактной формы постройкам на болотах.

Счётчики радиации слабым писком дали понять о возросшем фоне. Все, кроме Комбата, уставились на дисплеи. Помощник молчал, Степной с облегчением выдохнул, а Мура усмехнулся и принялся зачем-то разминать шею.

Радиационный фон всё ещё был в пределах нормы, возможно, он дошёл бы и до критических значений подберись кто-нибудь из нас к тому ржавому запорожцу. Металл любит накапливать в себе всякую дрянь. Однако фатальных дураков здесь не было, ну а я, как мне казалось, был дураком осторожным.

Командир подал знак, и мы остановились. Комбат ещё