Шрифт:
Закладка:
Дневной свет в разуме Саманты внезапно рассеялся, позволив пронестись темным, тяжелым теням. Она хотела отвести от него взгляд, но не могла. Как много она могла ему сказать?
Насколько она ему доверяла?
Она уже знала, что не может доверять той части своего сердца, которая хотела рассказать ему все, которая хотела, чтобы она отбросила осторожность и бросилась в его объятия. Ее доверие уже предавали раньше.
Предаст ли он ее тоже?
Аркантус заметил, как изменилось ее настроение. Это было очевидно, и если она и была способна замаскировать перемену, то не приложила к этому никаких усилий. Свет, который сиял в ее глазах, внезапно погас, и она, казалось, осела, как будто под огромным грузом. От этого зрелища у него защемило сердце.
— Мне… нужно было начать все сначала, — наконец сказала она тихим голосом.
Ему не нужно было много знать о терранах, чтобы понять, что она не хотела обсуждать это дальше, что она не была готова говорить об этом. Весь прогресс в их отношениях в этот момент оказался под угрозой и, что еще хуже, он не мог вынести мысли о том, что сам спровоцировал ее печаль.
— Похоже, у нас аналогичные истории, — сказал он, сохраняя беспечный тон. — Ты говорила, что ищешь работу в городе. Могу я задать гипотетический вопрос?
Саманта кивнула.
— Если бы ты могла выбрать любую работу, чтобы зарабатывать себе на жизнь, какой бы она была? О какой карьере ты мечтаешь?
Она помолчала несколько секунд, прежде чем сказала:
— Искусство.
Легкая улыбка тронула уголки его губ, но такой ответ не удовлетворил Аркантуса.
— Искусство. Можно сказать, что ты овладела искусством говорить неопределенно, маленькая земляночка, — огонек снова вспыхнул в ее глазах, нежный и крошечный, но неоспоримый, когда она рассмеялась. — Расскажи мне больше, — попросил он, проводя пальцем по ее подбородку. Его хвост еще сильнее обвился вокруг ее ноги.
— Я… не знаю, что сказать. В детстве у меня был старый планшет, который я пронесла с собой во взрослую жизнь. Моя семья… У нас было немного денег. Планшет был подарком моего отца, который месяцами работал сверхурочно, чтобы накопить на него, и я так его любила. Я рисовала на нем часами. Это было единственное, что мне действительно нравилось, единственное дело… Единственное дело, в котором я чувствовала себя хорошо, — она подняла руки и посмотрела на них, теребя манжеты рукавов. — Но, будучи бедной… тебе не предлагают большого выбора. Я устроилась на свою первую вечернюю работу в ресторан, когда мне было пятнадцать, чтобы помогать отцу, а когда не работала, помогала ухаживать за бабушкой, состояние которой ухудшилось. В конце концов, мне пришлось уволиться с работы, чтобы заботиться о ней, но… она умерла. После этого мой старый босс снова позволил мне работать в ресторане. У меня не было ни времени, ни энергии, ни средств, чтобы заниматься чем-то другим. Как только я закончила школу, я пошла работать на полную ставку и брала все сверхурочные, какие только могла. И тогда мой отец…
Слезы навернулись на ее глаза, и грудь Аркантуса сжалась. Он взял ее лицо в ладони и посмотрел ей в глаза.
— Расскажи мне о своем искусстве, Саманта. Расскажи мне, что бы ты хотела создать, о красоте, которую хочешь привнести во вселенную.
— Цвет, — сказала она слабым и надломленным голосом. — Я люблю рисовать и… и просто сосредотачиваюсь на том, как цвета сочетаются друг с другом, как они дополняют друг друга и контрастируют. То, как они неуловимо меняют друг друга и создают… жизнь.
Что-то потеплело внутри Аркантуса, это было гораздо больше, чем постоянное состояние желания и возбуждения, которое она провоцировала, гораздо большее, чем сочувствие или понимание. Ощущение распространилось из его груди по всему телу, он хотел заключить ее в объятия, хотел поцеловать ее, приласкать, хотел поклясться ей в вечной верности. Саманта была бесценным, единственным в своем роде сокровищем.
И она была его.
Моя пара.
— Звучит восхитительно, — он провел большими пальцами по ее скулам. — Надеюсь, у тебя скоро будет возможность осуществить эту мечту.
Он мог бы сейчас твердо наставить ее на этот путь, мог бы обеспечить всем, что ей когда-либо понадобится, мог бы сделать так, чтобы она рисовала сколько душе угодно, но Аркантус чувствовал, что это не то, чего она хотела. И что еще более важно, это было не то, что ей сейчас нужно.
Она грустно улыбнулась.
— Думаю, это всегда будет только мечтой.
Тогда он поклялся себе, что даст это ей, нуждалась она в этом или нет, он найдет способ помочь ей осуществить эту мечту.
Саманта посмотрела через плечо Арка и нахмурилась.
— Что случилось? — спросил он, поворачивая голову, чтобы проследить за ее взглядом. Гроалтуун стоял неподалеку, подняв руку с включенным голокоммом. Экран вспыхнул, как будто гроалтуун сделал снимок.
Причем он был напрален не на Аркантуса, а на Саманту.
— Клянусь, это тот же гроалтуун, которого я видела раньше. Думаю, тогда он тоже сфотографировал меня, — сказала Саманта.
Гроалтуун был хорошо одет, его сшитая на заказ одежда идеально подходила для такого сектора, как этот, и не имела видимых признаков преступной принадлежности, что вызвало у Аркантуса дискомфорт.
Арк переместил свое тело, чтобы защитить Саманту от гроалтууна, подняв руку и активировав свой собственный голокомм. Только тогда он заметил сообщения от Килока. Все они сводились к одному и тому же — крен, которого Аркантус видел несколько раз сегодня в торговом центре, заметил, что гроалтуун проявляет интерес к Саманте.
Каждый раз, когда я отключаю свои коммуникации, что-то происходит.
Аркантус открыл контакты и через мгновение отправил Драккалу их местоположение с простым сообщением: «Пора уходить».
— Уже темнеет, маленькая земляночка, — Арк обнял ее за талию, притянул ближе к себе и повел к ближайшему выходу. — Думаю, будет лучше, если мы отвезем тебя домой.
Саманта
