Все моряки-спасатели знают, что на судах этого типа вход в коридор левого борта ведет мимо мастерской. В тесной мастерской Дед (для непосвященных — стармех) Юра Иванов стоял у токарного станка и что-то точил. Толя Кисилев возмутился вторжением в его заведование. Толя был мальчик непростой. Несмотря на заикание — вещь редкая среди моряков, — он закончил Кораблестроительный институт, был хорошим точилой и высоко оценивал свой статус.  В обычном состоянии он просто сказал бы Деду какую-нибудь гадость, но литр вина, бродивший в его пищеводе, спровоцировал Анатолия на оскорбление действием.  Без лишних слов, можно сказать мимоходом, Толя ударил Юру коротким в лицо. Дед отлетел к переборке и сполз спиной по ней.

Дальнейшее происходило стремительно. Старший группы, узрев прямо перед собой такое нарушение субординации и дисциплины в целом, схватил Кисилева за ворот джинсовой рубахи, приподнял и мощным пинком послал его тело вдоль по коридору в нос.  Толя пролетел стремительно по всей длине коридора, махая крыльями и высекая искры в попытках задержаться за что-нибудь.

Трудно сказать, почему он не просвистел в «зиндан», как моряки зовут помещения нижней палубы. Скорее всего, ему помог изгиб коридора в этом месте. Тем не менее, в свою каюту он зашел очень быстро, но уже шагом.

На другое утро Толя Кисилев вышел на палубу тихий и задумчивый. Он что-то долго обмозговывал, потом сказал, заикаясь больше, чем всегда:

— Я ннниккогдда нне бббеггал ттак бббысттро!

Небываемое бывает

Покойный наш Государь Петр Алексеевич, более известный под именем Петр Великий, он же — Петр Первый, изволил наградить участников взятия на абордаж кораблей шведского разведотряда в устье Невы памятными медалями. На тех медалях монаршим повелением были выбиты слова — «небываемое бывает».

Сказано красиво, но не совсем справедливо, ибо русские морпехи, как бы они в разные времена ни назывались, и задолго до этого, и многократно после этого брали с лодок на абордаж вражеские корабли и не считали такой результат ратных трудов своих чем-то небывалым.

Лично я считаю, что Петр Алексеевич поторопился со своим текстом лет этак на двести восемьдесят, поскольку события, достойные его формулировки, произошли в наше, тогда еще советское время.

Доблестный ледокол «Юрий Лисянский» уходил в дальний рейс на полгода.

Потребовалось срочно погрузить на него новый двенадцатитонный агрегат, а старый снять для капитального ремонта. Наше крановое судно «Витязь» работало где-то в другом углу Балтики. Легендарный 94-й причал не был оборудован кранами. Поблизости не оказалось подходящего плавкрана. На «Лисянском», как на всех ледоколах проекта 97А, не было предусмотрено грузовое устройство, способное выполнить эту работу. У соседей в рыбном порту работали хорошие портальные краны, для которых эта работа была игрой. Но крановые пути метров на шестьдесят не доходили до забора, тогда еще чисто символически разделявшего наши причалы. Поставить ледокол к причалу рыбного порта было нереально. Ржавые громады рыбацких плавбаз и БМРТ стояли там даже не в два, а в три корпуса. Чужака никто не пустит, все спешили обстряпать свои делишки.  Короче говоря, капитану ледокола, и без того измотанному подготовкой к отходу, ситуация казалась безвыходной. Не более оптимистично оценивало ее и руководство отряда.

Капитан созвал всех людей, которые по разным причинам числились в отряде умными, и проникновенно просил у них совета. Но и тут никто не смог помочь ему.

Когда совещание кончилось, в капитанскую дверь постучал боцман Жук. Он сказал, что есть надежда сделать дело. Для обеспечения операции требуется  три литра питьевого спирта.  Капитан посветлел лицом и приказал снабдить боцмана указанным продуктом.  В те времена спирт — наша жидкая валюта — была самой твердой из всех валют. Обеспечив себя козырной картой, боцман пошел к соседям и объяснил задачу бригадиру грузового узла рыбного порта. Бригадир почесал репу и поинтересовался, что они будут иметь с нас, если перегрузят агрегаты. Валера выдержал паузу и весомо произнес: «Два литра чистого»

— Идет! — сказал бригадир.

Надобно отметить, что рыбаки, избалованные изобилием хорошей закуски, были особыми почитателями упомянутого напитка.

Дальнейшее надо было видеть.

«Лисянский» ошвартовался у самого забора в конце нашего причала, упершись штанами в рыжий нос «Петрокрепости». Бригада грузчиков с помощью автопогрузчика  накидала шпалы от конца своих путей до нашего забора. На шпалы уложили рельсы. Все это заняло не более двух часов.  Потом подъехал портальный кран и красиво сделал все, что требовалось. Кран отогнали на место. Временные пути демонтировали. Все стало, как было. Боцман Жук вручил заслуженный гонорар бригадиру, и тот удалился, сопровождаемый двумя дюжими ассистентами. Свидетели этой блестящей импровизации с уважением глядели им вслед.  Такое увидишь не каждый день!

Потом мы пошли в водолазку и распили оставшийся литр спирта за здоровье всех талантливых людей. Полагаю, мы честно заслужили свою долю, потому что умственная работа часто бывает не легче физической. К тому же, как выяснилось, не все к ней способны.

Мастерский бросок

Наше любимое крановое судно «Судоподъем-1» зимой обычно работал в Прибалтике, где у нас имелись группы АСПТР от Таллина до Калининграда, а ледовая обстановка была мягче, чем в Питере.

В том году «Судоподъем» работал сначала в Балтийске, в мае перешел в Либаву и там принял участие в подъеме ракетной подводной лодки. Потом «Светломор-1» взял его на буксир и повел в Питер. По пути у острова Осмусаар мы за два дня подняли с пятнадцатиметровой глубины МРТК, в зубах оттащили в Таллин и поставили на слип судоремонтного завода.

Радостные, с двумя победами, спустя еще два дня, мы поздно вечером входили в родную гавань. Но родная гавань не ждала нас. У родного 94-го причала стоял одесский буксир «Пантера» и всякая мелочь, типа рыбацких буксиров. Это еще полбеды. Но вторым корпусом у одессита стоял трехсоттонный плавкран «Богатырь» и неторопливо