схватился Крупский за голову.

— От толпы не прятался, а от кого тогда? — задал очередной вопрос я.

Никита Сергеевич уже поднес руку со стопкой ко рту, но остановился. Прищурившись, посмотрел на меня.

— Ларюшечка, ну хватит тебе, — поджав губы, попыталась урезонить меня Эльза Павловна. — Видишь же, что Никита Сергеевич не в духе. Горе же такое.

— Пускай спрашивает, — махнул головой Крупский и все-таки донес рюмку до рта.

— Никита Сергеевич, свет мой небесный, не спеши так с выпивкой, — ласково погладив мужа по руке, пропела Эльза Павловна. — А то бок опять будет болеть.

— Да, пусть болит, будь он не ладен! Зинка, налей еще, — не унимался Никита Сергеевич. — Заговор против него плели. Я не знаю кто — он не говорил. Все говорил — «Потом!», да «Потом!». А я ведь командующий! Это моя работа заниматься такими делами. Как в воду глядел, что худо будет и беда придёт. Он все пытался сам решить. Решил вот, блин. Договаривался там с кем-то, пытался найти выход из ситуации.

— О чем договаривался? — аккуратно спросил я.

— Да кто б знал, — махнул рукой Крупский. — Он последнее время сам не свой был. Я его не узнавал. В замке ходили слухи, что аристократы сильно давили на него. Казна пустеет на глазах, а доход не откуда брать. Это хорошо еще дичь в округу сама вернулась, а то бы с голоду все сдохли.

Ага, сама.

— Скота нет, зерна нет, урожая нет, — продолжал Крупский. — Все разрушено же. Крестьяне же вот только урожай собрали и его тут же уничтожили. Метко били гады.

Никита Сергеевич хлопнул стопку и приказал себе налить еще одну. Эльза Павловна, как ни пыталась, остановить его не смогла.

— И всё ведь, как назло, в кучу свалилось, — раздухарился Никита Сергеевич. Такой спокойный была всегда, а тут похоже навалилось на него и алкоголь язык развязал. Такой возможностью надо было пользоваться.

— А вы не знаете, кто бы мог давить на князя? — задал я аккуратный вопрос. — Вы же наверно видели, кто к нему приходил, уходил.

— Да там все подонки до единого, — махнул рукой Никита Сергеевич. — Кроме, пожалуй, Смирниных, да Ржевских еще. Эти точно были за него. Все остальные могли легко воткнуть нож в спину. И у них получилось, будь они прокляты. Эх… — Никита Сергеевич махнул еще одну стопку, но новую ему уже никто не налил.

Эльза Павловна жестами отправила Зинку вместе с графином на кухню. От греха подальше, так сказать.

— То есть вы думаете, что его все-таки убили? — предположил я.

— Конечно, — как будто само собой разумеющееся, ответил Никита Сергеевич. — Григорий Осипович не из тех людей, кто сводит счет с жизнью вот так просто. На нем была ответственность за свою крепость. За Самару! За своих людей!

Интересно получается. А я больше склонялся к самоубийству. Но Крупскому видней, он все-таки ближе к князю был.

И я даже знаю, кто вполне мог за этим стоять. Аристократы — дело понятное. Им лишь бы свой карман потуже набить. Но исполнитель все равно должен быть, своими руками они ничего делать не будут.

— Кто теперь будет вместо него? — спросил я.

Крупский уже изрядно набрался и теперь сидел слегка покачиваясь. Быстро же он, однако.

— А вот это самый главный вопрос! — поднял палец вверх Никита Сергеевич. — Сын у него только один, но ему всего пять и править, разумеется, он сейчас не может. Княгиня не хочет брать на себя регентство. Ну или в шоке просто была. Как придет в себя — узнаем. Но пока крепостью никто не правит. Это прекрасное время для смуты.

— И она не заставит себя долго ждать, — задумчиво проговорил я.

— Вот именно. Вот именно! — начинал заводиться Крупский. — А она нам нужна? Твари стоят на пороге! А у нас главнокомандующего нет!

— Дядюшка Ник, не кричите! — насупившись сказала Ника.

— Ох, простите… ик! — Крупский громко икнул и прижал ладонь ко рту.

— Никита Сергеевич, солнце мое, — запела Эльза Павловна. — Тебе нужна отдохнуть. Пойдем я тебя провожу.

Крупский еще пытался сопротивляться, но жена неумолимо уводила его в спальню.

— Все плохо, да? — с надеждой в глазах спросила меня Ника.

Я посмотрел на нее и улыбнулся. Бедный ребенок, сколько же всего выпало на твою долю.

— Пока мы побеждаем, — сказал я. — Князя жалко, конечно. Только для нас с тобой ничего не изменится. Наше дело с гриммерами сражаться, помнишь?

— Помню, — кивнула Ника. — Я стану погонщицей, и мы вместе отомстим за папу и маму, — она сжал свой маленький кулачек. — Мальчика только жалко.

— Какого? — не понял я.

— Который встанет вместо князя, — с укором мне сказала Ника. — Мал он еще для таких дел. Взрослые не будут его слушаться.

В ее правоте нельзя было сомневаться. Только вот я сильно сомневался, что аристократы дадут ему взойти на трон. Теперь он был слишком удобной для них целью.

— Ты умна не по годам, — я потрепал Нику по волосам, а потом поцеловал в макушку.

— Ладно, нам пора, — ответила она. — Никон, доедай быстрей и пойдем.

— Ни хатю, — запротивился он.

— Ну мало ли чего ты не хочешь, — по-взрослому сказала Ника. — Надо — значит, пойдем.

— Шуля нас обижает! — обиженно скуксил губу Никон.

— Кто-кто? — переспросил я.

— Шуля!

— Какой Шуля? — ничего не понимал я.

— Да, Шура, — ответила за брата Ника. — Самый взрослый из одаренных. Пока не прислали нового магистра он занимается воспитанием всех. Говорят, он иногда перегибает палку.

— И часто? — удивленно спросил я.

— Всегдя! Он бьет! Палкой! — канючил Никон.

— Чего-о? — вытаращился я.

— По попе бьет! Палкой! Больна! — плакал Никон.

Я переводил взгляд с Ники на него и обратно.

— Я… не знала… — выдохнула девочка. — Он ничего такого мне не рассказывал. Говорил только постоянно что не хочет идти в замок. Если бы я знала, я бы сразу тебе сказал, Лари.

Ну это уже ни в какие ворота.

— Так, вставай, — сказал я Никону.