булочку в рот.

– Я ищу подходящее место для моего ресторана, – сказала Ноур. – Вот! Продаётся закусочная у станции.

Она ткнула пальцем в крошечное объявление в самом низу газеты. И в тот же миг я заметила текст на соседней странице, где пишут о тех, кто родился или умер. Я подпрыгнула от неожиданности, когда увидела заголовок:

Юханнес Мария Клаудиус – упрямец и композитор

– Можно я почитаю? – попросила я.

Ноур кивнула. Она вырезала объявление, а потом передала мне газету. Амир схватил ещё несколько булочек, и мы отправились к нему наверх.

– Посмотри! – сказала я, когда мы пришли в комнату Амира.

– Что? Это же о Монахе!

– Да!

Мы склонились над газетой и вместе прочитали:

Композитор Юханнес Мария Клаудиус умер в возрасте 70 лет. Он родился в Калькутте в Индии, но вырос в Юрхольме. В юности Клаудиус начал изучать классическую музыку и композицию. Он стал композитором-новатором и в начале своей карьеры был членом Четвергового клуба, где выделялся своими самобытными произведениями. Впоследствии он увлёкся религией, которая стала занимать всё больше места в его жизни. Клаудиус принял католичество и намеревался пройти рукоположение, но не встретил поддержки в католической церкви.

К сожалению, при жизни он не получил настоящего признания своих заслуг. Его сочинения казались слишком оригинальными, а сам он слишком странным. В конце жизни он пребывал в нищете, у него в доме не было воды и электричества. Причиной смерти стала свеча, упавшая, пока он вечером спал.

Пожар уничтожил новаторские сочинения композитора, над которыми он работал последние годы. В том числе концерт для трубы, написанный по просьбе автора этих строк, и несколько удивительных тактов, которые я имел счастье слышать во время своих визитов к нему.

Самобытный композитор и фантастический человек окончил свой век.

Стен-Даниэль Сундстрём,

профессор западной музыки на пенсии

– Выходит, он умер при пожаре, – прошептала я. – Бедный Монах!

Амир смотрел на меня во все глаза. Кажется, он сильно испугался.

– А я приходил к нему как ангел смерти! Господи! Неужели я виновен в его гибели? – проговорил он дрожащим голосом.

– Да это же просто суеверие, – сказала я. – Ты же сам в это не веришь!

Амир покачал головой и вздохнул. Мы снова склонились над газетой.

– Здесь написано, что эти произведения новаторские, – начала я. – Этот Стен-Даниэль заказал ему целый концерт. Оказывается, Монах был настоящим композитором и сочинял необыкновенную музыку.

– Погугли этого Стена-Даниэля, – попросил Амир.

Я достала мобильник.

– Он был профессором в Королевской музыкальной школе, – прочитала я вслух.

– А может, он тоже шпион? Под прикрытием. Многие профессора на самом деле тайные агенты. А в газете он написал, чтобы привлечь чьё-то внимание, по приказу русских.

Мы достали три пачки нот. Они были такие толстые, что на исполнение потребовалось бы несколько часов.

– Ну что, отправим их в Службу безопасности или лучше покажем этому Стену-Даниэлю и посмотрим, как он отреагирует? – спросила я.

– Точно, – согласился Амир. – Можем немного выучить русский и тогда посмотрим, как он ответит, когда мы с ним заговорим.

– А потом попросим его сыграть эти ноты. Если будет похоже на обычную музыку, значит, Монах невиновен. Просто он был такой музыкант, вроде Моцарта.

На странице Королевской музыкальной школы рядом с именем Стена-Даниэля был указан номер телефона. Амир сказал, что звонить лучше мне, раз я всё равно держу мобильник. На самом деле он сам просто не решался. Я дрожала от волнения. После трёх сигналов ответил мужской голос.

– Да, алло! Стен-Даниэль слушает.

– Здравствуйте, – проговорила я. – Меня зовут Астрид Ковач. У нас есть ноты Юханнеса Марии Клаудиуса. Возможно, вам это будет интересно. Ну, на самом деле их у нас очень много.

Глава 18

– Астрид! – сказал папа на следующее утро.

Он стоял у кухонного стола и в пятьдесят первый раз вешал нашу замечательную старую деревянную адвентскую звезду, у которой оставалось всё меньше палочек, поскольку Юлле вечно её сбивал, задевая ногами шнур.

– Что?

– О чём ты задумалась?

– Так, ни о чём, – ответила я, откусывая бутерброд.

Это было неправдой. Мне надо было о многом подумать, потому что после школы мы с Амиром должны были пойти к Стену-Даниэлю. Мы выбрали несколько страниц – те, которые показались нам самыми закодированными и на которых больше всего было примечаний.

Я никому про Монаха не рассказывала: ни Бланке, ни маме с папой. Папа-то умеет хранить тайны, но вот мама сразу начинает расспросы, а уж Бланка разболтает всем, кого встретит. Нет, Монах пусть останется моим секретом. Как и Стен-Даниэль.

– Ты какая-то рассеянная, – заметил папа и зашуршал своей розовой газетой.

– Глупости! – прошипела я, поправляя заколки на чёлке.

– Сколько можно! – вздохнула Бланка.

Она, наклонившись, медленно пила тёплый шоколад, причмокивая так, что в ушах звенело. Я зыркнула на неё. Но она стала причмокивать ещё громче.

Мне захотелось крикнуть ей, чтобы пила потише, но тут зазвонил мобильник, и я увидела, что Амир прислал мне эсэмэску:

Вечером всё решится. Сохраняй хладнокровие.

Ну, сохранять хладнокровие было не трудно. Денёк выдался морозный. Даже снег скрипел под ботинками, когда я шла в школу. Хорошо, что мама купила мне дутик на блошином рынке. Он похож на спальный мешок с рукавами, очень красиво.

Возле школы я заметила Элли и Вибеке, которые прохаживались покачиваясь в своих сапогах на высоких каблуках и холодных как лёд меховых наушниках. Они пританцовывали под грохот танцевальных приложений и время от времени окликали Марьям, чтобы спросить у неё совета по танцевальным шагам. Она подходила, показывала им что-нибудь новенькое, а потом снова отходила. Я не могла разобрать, что творится с этой троицей: дружит ли ещё Марьям с Элли или нет? Неужели Вибеке устала говорить о лошадях? Я не понимала, что у них там происходило, а я не люблю неясности.

На перемене мы с Амиром устроили совещание в нашем штабе на скамейке под каштаном. Он достал чёрный блокнот и сказал:

– Я провёл исследование.

– Чего?

– Ну, нагуглил всякие русские фразы. Нам же надо испытать Стена-Даниэля.

Я заглянула к нему в блокнот и попыталась разобрать, что он там написал.

Ижвинитэ ви шпион?

Я попыталась это выговорить.

– Это означает: извините, вы не шпион? – объяснил Амир.

– Здорово, – сказала я. – То-то он опешит!

Когда начало темнеть, Гина отвела нас в столовую. Свет погасили, и скоро из коридора донеслось пение. Я и забыла, что сегодня Люсия! Как бежит время!

Элли, Вибеке