вернемся позже). 2. Вы можете считать, что увиденное ни на йоту не изменило свободы воли, предпочитая думать, что этот прибор обладает каким-то сверхъестественным предчувствием, и это позволяет ему точно предвидеть ваши действия. 3. Вы можете бессознательно обмануть себя и перевернуть последовательность событий, чтобы сохранить сознание своей свободы воли; можете отрицать увиденное глазами и поддерживать в себе представление о том, что ваша собственная воля опережает сигнал, а не наоборот. На данном этапе такой эксперимент можно провести только «мысленно» – технически трудно получить обратную связь сигнала ЭЭГ на каждую попытку, но мы пытаемся справиться с этим препятствием. Тем не менее важно отметить, что эксперименты, которые имеют непосредственное отношение к такой философской проблеме, как свобода воли, вполне выполнимы. В эту область мои коллеги Пат Черчлэнд, Дэн Вегнер и Дэн Деннетт внесли существенный вклад.

Отложив наш «мысленный эксперимент», давайте вернемся к изначальным наблюдениям за потенциалом готовности с его поразительными данными о том, что мозговые явления возникают на секунду раньше. При этом осознанное желание совершить действие почти точно совпадает с реальным началом движения пальца. Почему это происходит? Каковы эволюционные причины этого явления?

Я полагаю, что происходит неизбежная задержка нейронов, прежде чем сигнал, возникающий в одной части мозга, проходит через остальную его часть, чтобы прислать сообщение «пошевели пальцем». (Мы можем видеть подобное по телевизору, когда показывают интервью через спутник, – звук поступает с опозданием.) В результате естественного отбора запаздывание субъективного осознания волевого усилия происходит умышленно, чтобы совпадать не с началом команды, подаваемой мозгом, а с реальным действием{34}.

В свою очередь, это становится важным, поскольку означает, что субъективные ощущения, которые сопровождают активность мозга, должны иметь эволюционную причину. Ведь если это не так, а они просто сопровождают активность мозга, как считает большинство философов (что называется эпифеноменализмом[51]), другими словами, если субъективные переживания воли являются лишь тенью, которая сопровождает нас, когда мы двигаемся, и не они заставляют нас идти, тогда почему же эволюция отложила сигнал таким образом, чтобы наше волеизъявление все-таки совпадало с нашими движениями?

Итак, налицо парадокс: с одной стороны, эксперименты показывают, что свобода воли оказывается иллюзорной, она не может быть причиной активности мозга, поскольку эта активность наступает на секунду раньше. Однако, с другой стороны, это запаздывание должно иметь какую-то функцию, иначе зачем оно происходит? Но при этом, если запаздывание все-таки несет некую функцию, то какой в нашем случае она может быть, как не движение пальцем? Возможно, сам наш принцип причинности требует радикального пересмотра, как это случилось в квантовой механике.

К другим видам «психических» болезней тоже можно подходить, рассматривая работу мозга. Возьмем, например, болевые ощущения: если человек уколется иголкой, обычно наблюдается активность нейронов во многих разделах мозга, но особенно – в инсулярной коре к передней поясной извилине. Первая структура, по-видимому, участвует в ощущении боли, а вторая добавляет к боли качество отторжения. Поэтому, когда прерываются проводящие пути, идущие от инсулярной коры к передней поясной извилине, пациент может чувствовать боль, но она не причиняет ему страданий – этот парадоксальный синдром называется болевой асимболией. Это явление заставило меня заинтересоваться тем, что происходит в мозгу мазохиста, который получает удовольствие от боли, или у пациента с синдромом Леша – Найхана[52], который с наслаждением калечит себя. Инсулярная кора, без сомнения, будет активирована, но станет ли «зажигаться» передняя поясная извилина? А в особенности, учитывая сексуальный подтекст мазохизма, будет ли задействована зона, связанная с удовольствием, как, например, прилежащее ядро, перегородка или гипоталамические ядра? На какой стадии обработки высвечиваются ярлыки «боль/удовольствие»? (Мне вспоминается мазохист из Ипсуича, который любил принимать ледяной душ в четыре часа утра, а потому не делал этого.)

В главе 1 я упомянул о синдроме Капгра, который иногда встречается у пациентов с неоднократными травмами головы. Такие пациенты заявляют, что кто-то хорошо знакомый и близкий – обманщик (например, мать).

Теоретическое объяснение синдрома Капгра состоит в утверждении, что связь между зрительными зонами, лимбической системой и миндалиной перерезается в результате травмы (см. рис. 1.3). Поэтому, когда пациент смотрит на свою мать, а зрительные зоны мозга, распознающие лица, не повреждены, он может говорить, что она выглядит как его мать. Но это узнавание не сопровождается эмоциями, поскольку проводящие пути, по которым информация поступает в эмоциональные центры, перерезана. Тогда он рационализирует свои ощущения, утверждая, что эта женщина – обманщица.

Как можно проверить эту теорию? Это можно сделать, измерив степень непроизвольных эмоциональных реакций человека на зрительные стимулы (или любые стимулы) по количеству выделяемого пота. Когда любой из нас видит что-то волнующее, затрагивающее его эмоционально, нервная активность стремительно спускается от зрительных центров мозга к эмоциональным, и мы начинаем потеть, чтобы снизить тепло, которое обычно выделяем при физических упражнениях или действии (питание, бег, борьба или секс). Этот эффект поддается измерению с помощью двух электродов, прикрепляющихся к коже человека для замеров его кожной проводимости: когда сопротивление кожи падает, мы называем это кожно-гальванической реакцией. Знакомые и неопасные объекты или люди не возбуждают кожно-гальванической реакции, поскольку не вызывают никакого эмоционального волнения. Но если вы смотрите на тигра, льва или – как оказалось – на свою мать, появляется сильный кожно-гальванический всплеск. Хотите верьте, хотите нет, всякий раз, когда вы видите свою мать, вы потеете! (И при этом вам даже не обязательно быть евреем.)

Однако мы обнаружили, что этого не происходит с пациентами, страдающими синдромом Капгра, что поддерживает нашу версию о повреждении связи между зрением и эмоциями.

Существует еще более причудливое расстройство, синдром Котара, при котором пациенты начинают утверждать, что они мертвы. Я полагаю, что это нарушение аналогично синдрому Капгра, с той только разницей, что в данном случае от эмоций отрезано не одно лишь зрение, а эмоциональные центры оказываются разъединенными от всех ощущений. Таким образом, в мире ничего не вызывает эмоционального отзыва, ни один объект или человек, никакие тактильные ощущения, ни один звук – ничто не оказывает эмоционального воздействия. Такое полное эмоциональное опустошение пациент может объяснить только одним образом – значит, он мертв. Как ни странно, но это единственное объяснение, которое имеет для него смысл; логический ход размышлений приводит расстройство в соответствие с эмоциями. Если эта идея верна, то какая бы то ни было кожно-гальваническая реакция на любой стимул у больного с синдромом Котара должна отсутствовать.

Бред Котара известен своим сопротивлением рациональной коррекции. Например, мужчина согласится с тем, что у мертвых людей не бывает кровотечения. Если же сразу вслед за тем уколоть его иголкой, он