«Шадринка»… Вдали от центральной усадьбы меж березовых колков затерялось это урочище. Старожилы припоминают, что когда-то, очень давно, приезжали сюда состоятельные мужики из Шадринска. Они-то и скупали у местных крестьян в полцены эти плодородные участки. Отсюда и пошло — «Шадринка».

Землю эту потом забросили. Так и дремали черноземы под степным ковылем не один десяток лет. Почти три с половиной тысячи гектаров!

Лишь в пятьдесят четвертом степь проснулась от рокота моторов. Добровольцы, приехавшие по комсомольским путевкам, начали подъем целины. Были среди них и шадринцы. Только теперь это не мужики-мироеды, а молодые хозяева земли советской.

Разговор сам по себе зашел о событиях последних лет, о людях совхоза. Андрей Иванович заметно оживляется: тема оказалась близкой. Его худощавое загоревшее лицо озаряется добродушной улыбкой.

— Одиннадцатую жатву ведем на целине… Что она нам дает? — переспросил Показаньев. — Только нынче соберем более трехсот тысяч пудов хлеба.

— Значит, стопудовый на гектаре?

— Да. Причем целина — это не только хлеб. Мы привыкли говорить: люди подняли целину. А я бы добавил: и целина поднимала людей.

Он достал папиросу, прикурил и подошел к окну. В стекло барабанили тугие дождевые капли. Скатываясь, они оставляли за собой едва заметный след. Кап — и серебристая дорожка потянулась книзу. Крайняя справа — длинная, извилистая. Рядом — короткая, но широкая. Встретив на пути приставшую к стеклу травинку, она причудливо изогнулась и устремилась дальше.

— Вот смотрю я сейчас на эти мелкие струйки и думаю: капля — и та оставляет след. А человек… Прав был Горький, когда сказал: «Превосходная это должность — быть на земле человеком»… А что, если бы человек жил долго? Сколько бы дел еще совершил! — Андрей Иванович достал из кармана небольшую записную книжку.

— Здесь у меня все: и дела, и люди.

Он полистал и добавил:

— Взять хотя бы вот этого… Красивая у парня жизнь! Почему? Потому что след на земле оставляет заметный…

И он рассказал о простом советском человеке. У него обыкновенная русская распространенная фамилия — Миронов. Да, Анатолий Миронов.

* * *

…Анатолий вышел на трассу и стал «голосовать» встречным машинам. Они проносились рядом, не снижая скорости. Наконец, одна из них остановилась.

— Чего тебе? — высунулась голова из кабины.

— Довези, браток. К поезду опаздываю.

Водитель изучающе посмотрел на здорового парня, нехотя открыл дверцу и буркнул:

— Чего это людям не сидится дома?

Миронов, забросив чемодан на пшеницу, сам уселся рядом с шофером. За всю дорогу хозяин машины только и спросил:

— Не целинник?

— Не-е-ет, — впервые в жизни сказал он неправду.

Дальше ехали молча.

В кассе вокзала Миронов взял билет и, чтобы случайно не встретить кого из знакомых, вышел из помещения. До поезда оставалось добрых полчаса. Подошел к киоску, хотел купить папиросы, но, вспомнив, что курить бросил, передумал.

Вот остановился поезд дальнего следования. «Это не мой», — подумал Анатолий. Засуетились пассажиры. Тут до него донеслись слова: «Счастливого пути!»

Знакомые слова. Он тоже, когда впервые сходил здесь с поезда, сказал на прощанье черноглазой проводнице: «Счастливого пути!» А она ему в ответ:

— Попутного ветра и большого счастья!

Крупным шагом направился он тогда к выходу на привокзальную площадь. «Шумиха» — прочел название станции.

Было это 27 марта 1954 года.

Потом припомнил разговор с водителем самосвала, который отказывался брать его в дорогу.

— Молодой, — говорил он, — пешком дойдешь.

— Это верно, дойти-то я дойду, — ответил ему Анатолий, — да вот только дорога пока незнакома.

Согласился, поверил, довез до совхоза.

Поезд, на который Миронов взял билет, опаздывал. Медленно тянулось время. Он поставил чемодан и опустился на него. Задумался. Мысли в эту минуту были там, где остались полюбившиеся ему люди, с которыми вместе прокладывал первую борозду.

Весной пятьдесят четвертого года в наступление на целину пошел плуг. Трудное это было время. Но Анатолий держался твердо. Сутками не отходила его походная мастерская от тракторов. Часто и ночевал в поле. Нередко ложился спать без ужина, работал без завтрака.

Некоторые «добровольцы», приехавшие сюда в поисках приключений, быстро сбежали. Подходили и к нему «доброжелатели».

— Ну, ради чего ты оставил завод и приехал сюда? — говорили они. — Зарплата там была приличная. А здесь? Посмотри, на кого ты стал похож? Может, Анатолий, повернем назад, пока не поздно?

У него был один ответ:

— Я здесь остаюсь. Дезертиром быть не хочу!

Миронов не любил маловеров и нытиков. В трудные минуты вспоминал Семена Давыдова из «Поднятой целины», который впервые в жизни взялся за плуг. Он на себе чувствовал, как у Семена ныли натертые ботинками ноги, болела с непривычки в пояснице спина. А как Давыдов работал! Самозабвенно — до тошноты, до головокружения. Ему хотелось доказать крестьянам, что за день на быках можно вспахать больше десятины целины. Питерский посланец решил: «Умру на пашне, а сделаю!»

Целина!.. Миронову до боли в сердце стал дорогим и близким опьяняющий запах свежевспаханной земли. Подолгу всматривался, как за тракторами стлались широкие ленты поднятой целины. Пласты тучного чернозема курились маревом вдали. Все меньше и меньше оставалось веками не тронутого ковыля.

Бывало, устанет за день и уснет как убитый. А иной раз долго ворочается — нет сна. Закроет глаза: и вот стоит она, высокая, ровная пшеница, колышется под синим зауральским небом.

…Наступила уборка. Крепко взял в руки штурвал комбайна Миронов. Плавно вел свой степной корабль по пшеничному морю. И сейчас в глазах стоят высокие густые хлеба. Умело направлял хедер комбайна в глубокие волны чистой целинной пшеницы. Сыпучим, словно живым, зерном наполнялся бункер, и вот уже золотая струя полилась в кузов грузовика.

— Трудно? — бывало спросит комбайнер Захаров, у которого он учился.

— Да как сказать, нелегко… — И на усталом, черном от загара лице появлялась белозубая улыбка. — Зато какой мы урожай вырастили! И где? На «Шадринке»! На земле целинной!

Анатолий видел, как рядом по шоссе сплошным потоком осенью шли машины. В них золотое зерно. Это был первый хлеб целины! Хлеб, вобравший в себя лучи горячего солнца, щедрые соки покоренной земли и труд, нелегкий труд новоселов. Здесь была и частица труда Анатолия Миронова.

Вместе с трудовой славой пришло к Анатолию самое главное — доверие людей. Зимой комсомольцы совхоза избрали его своим вожаком. Надо было видеть, каким огоньком задора светились тогда его глаза. Может быть, впервые он по-настоящему понял, какая большая ответственность возложена на него теперь. Его знали трудолюбивым, скромным и чутким товарищем.

Окунувшись с головой в молодежные дела, и сам не заметил, как появились и такие качества, которых раньше, кажется, не было: острое