собаки. Они люди.

Он неловко переминается с ноги на ногу, отводя от меня взгляд.

— Она моя собственность, но это не значит, что я не буду относиться к ней не по-человечески, — огрызаюсь я. — Я ясно выразился?

— У вас очень интересный набор моральных устоев, босс, — говорит Малкольм.

Я согласен, хочу сказать я. Я больше не знаю, кто я такой.

Но я протискиваюсь мимо Малкольма и направляюсь к своей машине.

В темноте, когда мне не нужно было встречаться с ней взглядом, было намного легче признаться в своих грехах.

Она еще многого не знает, но рассказывать ей слишком опасно.

Она предлагает мне доверие, которого я не заслуживаю. С ней обращались как с дерьмом всю ее жизнь, а потом я вхожу в ее жизнь и делаю все только хуже.

Несмотря на это, она целует меня, предлагая ощутить сладость своего рта.

Позаботься об Омеге.

Моя внутренняя Альфа испытывает физическую боль, когда я не с ней, и эта последняя неделя была особой пыткой.

Увидеть ее в платье и бриллиантах, которые я купил для нее…

Мой член упирается в штаны, когда я еду быстрее, чем необходимо, нарушая все скоростные ограничения.

Ее возбуждение проникает в мои чувства к тому времени, как я паркую машину. Я открываю входную дверь и вижу, что она ждет меня, ее губы приоткрыты, а глаза широко раскрыты. Я поднимаю ее на руки, прижимая к стене.

Она дергает меня за пиджак, и на этот раз я не останавливаю ее.

— Дай мне посмотреть на тебя, — шипит она. — Дай мне посмотреть.

Я пинком захлопываю дверь, снимая пиджак и бросая его на пол, пока ее пальцы расстегивают пуговицы на моей рубашке. Я нетерпеливо дергаю ее за платье, развязывая шнурки на спине, пока оно не падает на пол.

Одетая только в черные трусики, она тянет за оставшуюся часть моей рубашки, разрывая ее.

— Мы портим нашу одежду, — выдыхает она, ее пальцы пробегают по моей груди.

— К черту ее, — рычу я, наклоняясь, чтобы прижаться ртом к ее груди.

Я так долго хотел сделать это с ней.

Я беру в рот ее крошечный розовый сосок и сильно посасываю.

— О, черт, — стонет она, когда моя рука массирует ее другую грудь.

— Они, — рычу я, покрывая их грубыми поцелуями, — чертовски идеальны. Как раз подходящего размера для моих рук.

Но мне нужно больше.

Я опускаюсь перед ней на колени, снимаю с нее трусики, пока ее влагалище не оказывается прямо перед моим лицом.

— Пожалуйста, — шепчет она, глядя на меня сверху вниз, ее зрачки расширились.

— Ты никогда не должна просить меня об этом, — говорю я, хватая ее за бедро. — Закинь ногу мне на плечо.

Она подчиняется, обхватывая меня бедром, прижимая свое влагалище ближе к моему рту.

Тогда я пирую.

ГЛАВА 26

МИА

То, что он делает со мной, непристойно.

Он поедает меня со страстью, как будто сама его жизнь зависит от того, попробует ли он меня на вкус и слижет ли мои соки.

Я могла бы умереть вот так, бесстыдно тпотераясь о его лицо, изо всех сил пытаясь удержаться в вертикальном положении.

Мускулы на его руках напрягаются, когда он сжимает меня, и у меня практически текут слюнки, когда я смотрю на его скульптурную грудь и спину.

— Это слишком, — выдыхаю я, дергая его за волосы. — Стефан, это слишком…

Он посасывает мой клитор, и я вижу звезды.

Я протестую, даже несмотря на свой оргазм, зная, что потеряю равновесие.

К счастью, он поднимает меня и несет в свою спальню, прежде чем я падаю.

В нашу спальню.

Он кладет меня на кровать, и я смотрю на него снизу вверх и улыбаюсь.

— Раздевайся, — приказываю я, и он хихикает, его глаза дьявольски блестят.

— Тебе повезло, что я в щедром настроении, — бормочет он, расстегивая ремень, пока я наблюдаю. — Жадная маленькая штучка. Обычно то, что я говорю, сбывается.

— Обычно, — напеваю я, садясь, пока он расстегивает брюки. — Но сегодня я получу то, что хочу.

Он потакает мне. — Это так, Омега?

Черт. Мне нравится, когда он меня так называет.

Но я остаюсь смелой, оставляю на лице игривую улыбку, надеясь, что он не замечает прилива нежности, которая соскальзывает с меня.

— Да. Потому что я была хорошей девочкой и хорошо себя вела сегодня вечером.

Он останавливается.

Затем он одаривает меня дьявольской улыбкой.

— Это верно, — бормочет он. — Ты была очень, очень хорошей девочкой.

Он снимает брюки, и у меня отвисает челюсть. Он изящен, нижняя половина его тела такая же точеная, как и верхняя. Его член большой и гордый, и мои ноги раздвигаются при виде этого.

— Ты знаешь, что достается хорошим девочкам? — Мягко спрашивает он, приближаясь ко мне.

Тени на его лице подсвечиваются в свете лампы, и он никогда не выглядел более красивым.

Или опасным.

Я качаю головой, вся бравада исчезла.

Он переползает через меня, его глаза горят в моих. — Хорошим девочкам, — шепчет он. — Завязывают узел.

Я ничего не могу с собой поделать.

Я наклоняюсь, чтобы поцеловать его, и он отвечает тем же, дразня и мучая меня своим языком и губами.

— Пожалуйста, — выдыхаю я. — Альфа, пожалуйста.

Он стонет, его рука проникает между моих бедер, поглаживая мою щель. — Умоляй меня, — приказывает он. — Скажи мне точно, чего ты хочешь.

— Трахни меня, — кричу я. — Пожалуйста, трахни меня!

Я приподнимаю бедра, отчаянно желая почувствовать его, и он упирается головкой члена в мой вход.

Он замирает, и выражение его лица становится жестче. — Мне нужно знать, — стонет он. — Скажи это снова.

— Я хочу, чтобы это был ты. — Слезы наполняют мои глаза, мое тело переполняют эмоции. — Я выбираю тебя. — Я протягиваю руку, чтобы погладить его по щеке. — Стефан, — снова шепчу я. — Пожалуйста.

Он медленно толкается внутрь, и мое тело приветствует его.

— О, — выдыхаю я, приподнимая бедра. — Ты такой толстый.

Он едва проникает в меня, как растяжение превращается в восхитительное жжение, первобытная часть меня оживает.

Я была создана для этого.

— Блядь, — стонет он, толкаясь глубже. — Давай, детка, еще немного. Приподнимись для меня.

Я поднимаю свою задницу выше, пока он полностью не входит в меня. Его член дергается внутри меня, и я никогда не чувствовала себя такой наполненной.

Ничто другое не имеет значения, кроме ощущения его внутри меня.

Возьми меня, Альфа!

— Я могла бы кончить вот так, — шепчу я, мое тело дрожит. — Как ты это делаешь, что…

Он едва сдвинулся с места, а я уже балансирую на грани.

— Это потому, что ты принадлежишь мне, — рычит он, прижимаясь своими бедрами