в количестве, достаточном для того, чтобы у тебя отказала печень?

— То, что я делаю со своей жизнью, тебя не касается.

— Теперь касается. Привыкай к этому.

— Я предупреждаю тебя, Илай. Ты не сможешь меня контролировать. Чем больше ты будешь меня заставлять, тем сильнее я буду сопротивляться.

— Чем сильнее ты сопротивляешься, тем невыносимее я становлюсь.

— Ты всегда невыносим.

С этим не поспоришь.

Я бросаю на нее взгляд и вижу, что она сверлит дыры в моем лице глазами, которые были созданы для того, чтобы видеть только экзотические вещи, а именно меня.

— Тогда я подниму уровень ужасного, возмутительного поведения на ступеньку выше. Сможешь ли ты это вытерпеть — это уже другой вопрос.

— Ты ничего не сможешь мне сделать.

— Рискнешь проверить эту теорию?

Я успеваю заметить, как поджались ее губы, прежде чем она испустила долгий вздох, закрыла свой красивый рот и уставилась в окно.

Молчание всегда было моим, так сказать, предпочтительным качеством. Это навык, если им правильно пользоваться, и преимущество, которым можно воспользоваться в трудную минуту.

Однако молчание Авы всегда было раздражающим, абсолютно безумным. Это как добраться до оазиса посреди пустыни и обнаружить, что это мираж.

— Чего ты хочешь, Илай? — ее мягкий голос наполняет машину, пока она продолжает смотреть в окно.

— Немного тишины и покоя было бы просто замечательно.

— От меня. Чего ты хочешь от меня?

— Вести себя прилично — удовлетворительное начало.

Она качает головой в мою сторону и хлопает своими длинными, завитыми и чертовски блестящими ресницами.

— И как же я должна это сделать? Превратиться в твою марионетку? Поклоняться у твоих ног?

— Достаточно дистанцироваться от неправильной компании и воздерживаться от истерик.

— Оу. Но это мои любимые занятия. Знаешь, поскольку, цитирую, я ленива, поверхностна и предпочитаю растрачивать целое состояние, чем использовать свой легкомысленный мозг.

Я позволил ухмылке перекосить мои губы.

— И кого именно ты цитируешь?

— Тебя, придурок. А я-то думала, что это у меня провалы в памяти.

— В болезни и в здравии, миссис Кинг.

— Я тебя ненавижу.

— Во что бы то ни стало.

— Если бы я не боролась и не чувствовала себя виноватой за то, что вовлекла в это своих родителей, я бы никогда не осталась с тобой.

— Мне повезло.

— Если бы у меня была возможность все исправить, я бы вышла замуж за любого мужчину, кроме тебя.

— Хорошо, что у тебя никогда не будет такой возможности, — я делаю паузу и считаю до десяти — метод, который я должен использовать, чтобы случайно не разбить ей голову. Закончив, я смотрю на нее — или, скорее всего, оглядываюсь.

Теперь она полностью повернута ко мне, и если бы глаза могли убивать, меня бы уже хладнокровно уничтожили, разрезали на куски и бросили в Темзу.

Я смотрю на дорогу, потому что не могу полностью доверять себе, что мы не попадем в аварию.

— С чем ты борешься?

— Что?

— Ты сказала, что если бы ты не боролась, то не осталась бы со мной. Так с чем ты борешься?

— Прием? Ты забыл, что я потеряла два года своей жизни?

— И?

— Ты теперь мой психотерапевт?

— Попробуй и узнаешь.

— Чтобы ты в будущем использовал это против меня? Пожалуй, откажусь.

— И в мыслях не было.

— Не могу не согласиться.

— Разве ты не говорила, что не хочешь, чтобы я тебя контролировал? Если мы хотим найти решение и прийти к какому-то среднему знаменателю, тебе придется общаться со мной.

— Это говорит тот, кто считает, что оскал и пристальный взгляд — это способы общения.

— В некотором смысле. А теперь перестань сопротивляться ради упрямства и скажи мне, что у тебя на уме.

Она смотрит на свои ногти, переливающиеся розовым цветом с чертовой тонной блесток.

— Ты был там той ночью?

— Какой ночью?

— В последнюю ночь, которую я помню. Когда мы встретились в той VIP-комнате, и ты был такой весь из себя восхитительный.

— Восхитительный, как и всегда, ты имеешь в виду.

— Естественно, — она закатывает глаза в эпическом театральном шоу. — Так ты помнишь ту ночь?

— Да, а что?

— Я… отчетливо помню, как вышла из клуба и, в общем, поехала к Раджу, а за мной ехала странная машина с выключенными фарами. Я позвонила в полицию, и клянусь… клянусь, я попала в аварию.

Я постучал по рулю.

— И?

— Но Сеси, Ари, мама и даже Джемма сказали, что ничего такого не было. Я пришла домой как обычно. Никакого несчастного случая не было.

— Тогда в чем проблема?

— В чем проблема? Если это неправда, значит, со мной что-то ужасно не так.

— Да. Это называется алкоголизм.

— Алкоголь не заставляет тебя воображать целый сценарий.

— Наркотики заставляют. В ту ночь ты приняла небольшую дозу в дополнение к лекарствам, не так ли?

Она открывает рот, потом закрывает его, несколько ее вдохов получаются с трудом.

— Это ты ехал за мной?

— С чего бы это?

— Ты угрожал мне, чтобы я вернулась домой. Кроме того, в то время ты пытался сделать все, чтобы моя жизнь стала невыносимой.

— Пытался, да?

— И до сих пор пытаешься. Ты действительно не следил за мной?

— А если бы и следил?

— Ч-что… — замялась она и сглотнула. — Что ты видел?

— Ты остановилась на обочине, вероятно, была слишком пьяна или под кайфом, чтобы понять, где находишься. Я отвез тебя домой.

— Правда?

— Либо так, либо пришлось бы оставить тебя, чтобы тебя похитили, напали и убили. Не совсем в таком порядке. Пока ты не надумала там себе ничего, я сделал это ради мамы.

Ее выражение лица загорается, как мириады фейерверков. Чтоб меня. Невинность, написанная на ее лице, ударяет меня в грудь.

Хорошо, что у меня там ничего нет.

— Ты позаботился о том, чтобы я вернулась домой?

Я киваю.

— О, слава богу, — слова прозвучали низким шепотом. Не думаю, что она хотела произнести их вслух.

Мы подъезжаем к дому, и я останавливаю машину у входа.

— Заходи. Приятного вечера.

Она останавливается, держа руку на ручке.

— А ты куда?

— У меня другие дела.

— Значит, ты можешь гулять и развлекаться, а я нет?

— У нас разные представления о веселье. Ты ходишь пить. А я хожу зарабатывать деньги, чтобы позволять себе твои дорогие пристрастия.

— В таком случае, — она мило улыбается, и я понимаю, что это так же фальшиво, как и ее круги общения. — Ужасного вечера.

Она чуть не срывает чертову дверь с петель, когда захлопывает ее и несется к выходу, свирепо, но совершенно соблазнительно покачивая бедрами.

Я встряхиваю головой, выходя из задумчивости, и ловлю