совершенно обычный: потрёпанный и неопрятный, — но кое-что изменилось. Болезненные синяки за ночь сошли, и ссадина на губе чудесным образом исчезла. Ни корки, ни рубца, ни шрама. Челюсть больше не ныла. Озадаченный, Ро распахнул кафтан и задрал рубашку. Кое-где ещё виднелись следы побоев, но уже не яркие, а пожелтевшие, выцветшие, словно пролетели недели. Рёбра не болели, как и нога. Это следовало заметить раньше, вставая с дивана и спускаясь по лестнице. На всякий случай неудачливый вор проверил старые шрамы, но те оставались на местах, как нечто незыблемое.

— Охренеть! — заключил Ро, признавая могущество магии.

Он честно собирался помыться, ведь на чистом теле раны заживают быстрее, но теперь метался в сомнениях. В мозгу заискивало любопытство, но по спине карабкался холодок. Работать на высокомерного колдуна не хотелось, а согласие походило скорее на вздох безысходности, чем на крепкое мужское слово. К тому же рыжий не потрудился объяснить, что за работа такая. Не снег же у порога разгребать!

Вчера было слишком тяжело дышать, не то что думать и принимать решения. Сегодня сознание прояснилось, но лишь потому и подавляло желание сбежать. Даже на целых ногах блуждать по ледяным горам — самоубийство. Угробить себя ещё представится возможность, а пока лучше и дальше плыть по течению. Авось удастся узнать, на что ещё способно волшебство и, что важнее, как его можно использовать.

В комнате подле ванны обнаружилось несколько вёдер с горячей и холодной водой. Не верилось, что разнеженный Даут натаскал всё это своими чистенькими, холёными ручками. Мыла нашлось аж три куска разных цветов и размеров (Ро и не знал, что оно бывает цветным), и от каждого пахло по-своему: розами, апельсинами или молоком с мёдом. На скамейке дожидалась стопка простыней-полотенец на ощупь приятнее прочих рубах, а рядом лежало сине-фиолетовое нечто с зигзагообразной вышивкой по бортам и подолу. Кафтанчик был настолько симпатичным, что недурно смотрелся бы на какой-нибудь девице, да и размером больше подошёл бы ей, чем образцовому шестифутовому алорцу.

— Да ни в жизнь!

От ванны вчерашний бродяга не отказался. Он был зубоскал и строптивец, а не идиот. Грязь и застарелый пот здоровья ещё никому не прибавили. Если бы только не зеркала! Ро больше не мог себя видеть. Не хотел встречаться взглядом с худшим врагом. Сложно наслаждаться телом, когда разум страдает. Того гляди нагрянут глубокие рассуждения о смысле жизни, о прошлом, о совершённом, о выборах и об ошибках. Здесь и сейчас — лучшее место и время, а что было и будет — дым и туман.

«Колласдал тебе много ума, но дури ещё больше, — всё же пролез в сознание голос капитана. — Не умеришь её — опустишься на самое дно».

Зарычав, Ро задержал дыхание и провалился под воду. Зажмурился, чтобы в глаза не попало мыло. Прислушался к обступившему гулу, лишь бы не слышать себя. Настойчивая сила толкала на поверхность и наконец победила, когда упрямство иссякло вместе с воздухом. Голова прояснилась. Нечего раскисать и расслабляться! Тут кое-кто предлагал работу, и вряд ли бы позволил взять расчёт так скоропостижно.

Натянув грязную одежду на чистое тело и зачесав мокрые волосы назад, Ро вышел из комнаты. За шиворот потекли прохладные капли. Ерунда для того, кто привык жить под дождём. Надо было плескаться прямо в кафтане: и стирка, и кое-кому потом намывать полы всюду, куда не пойдёшь.

Даут возился в приёмной, увлечённый наверняка важными делами. Шагов он не услышал, а когда заметил гостя в паре футах от себя, вздрогнул и отшатнулся.

— Ликий подери! — испуг сменился критическим взглядом. — Ты уже закончил? А зачем снова эти тряпки напялил⁈ Я же тебе кафтан одолжил! Забирай насовсем, если понравится.

— Ты про то платье мисиды? Размерчик не мой и кружев маловато, — усмехнулся Ро, демонстративно поправляя драные рукава. — Похожу в том, что есть. Меня всё устраивает.

— Ну а меня нет! Мне тебя Рамифу показывать! — завозмущался прислужник, будто бы его хозяин не видел своего нового работничка во всей красе.

Гость не сдвинулся с места, нащупал в кармане яблоко, потёр о пыльную ткань на груди и со смачным хрустом надкусил.

— Благостные боги! — всплеснул руками Даут, предчувствуя несварение. — Просто сядь где-нибудь там и жди, когда позовут.

— А кличку уже придумали? — на всякий случай уточнил Роваджи и под бурную тираду ушёл изводить кресло.

Скука навалилась неподъёмной тяжестью, заставив вытянуть ноги, запрокинуть голову на мягкую спинку и дремать себе в удовольствие под треск углей, напоминавший тихое урчание кота. Впервые за долгое время ничего не болело и не надо было суетиться, добывая обед. Оставалось лишь дожидаться рыжего колдуна, а с ним и пояснений, чем придётся расплачиваться за всю эту беззаботность.

Услышав шаги, Ро встрепенулся и повернул лицо к лестнице. Однако вместо Рамифа в приёмную поднялся другой — молодой мужчина в светлой форменной одежде под строгим котаном цвета морской волны. Несмотря на возраст, он уже носил капитанские нашивки. Шпага с чрезмерно витиеватой гардой (такие позволяли себе либо мастера-дуэлянты, либо себялюбивые выскочки) горделиво держалась на перевязи у левого бедра, а у правого угадывалась не менее помпезная да́га. Восходящие брови срывались вниз изломом и нависали над резким льдистым взглядом глубоко посаженных глаз. Черты лица при всей своей правильности и аккуратности отталкивали остротой и высокомерием, присущим большинству алорцев и уж тем более офицерам.

— Он здесь? — громко и требовательно спросил вошедший.

— Ещё не пришёл, — поспешил ответить Даут.

Но капитан уже на него не смотрел. Он приметил в кресле незнакомца, скрестил руки на груди и поморщил нос.

— Это тот, о ком я думаю?

— Честно, не знаю, кто он такой, — развёл руками прислужник. — Я могу послать за вами, когда хозяин вернётся, или что-нибудь передать.

Гость проигнорировал предложение, сделав несколько шагов в сторону кресел.

— А вам не полагается встать, рядовой? — заговорил он на алоре нетерпящим возражений тоном. — И отдать честь старшему по званию?

Ро сомневался в существовании устава для дезертиров и уж точно не собирался корчить из себя