Шрифт:
Закладка:
И, наконец, Всевышний, за нас претерпевший, услышал мои молитвы и, видя всё, что перед моими глазами деялось, использовав лишь толику своей мощи, сотворил со мной великое чудо; и вышло так, что, когда я, наполовину налитый водой, которая, как я уже говорил, вливалась в меня помимо моей воли, полумертвый и окоченевший от холода, какого я, сколько себя помню, никогда не испытывал, истерзанный страхом неминуемой гибели, умирая с голоду, уже почти лишившись чувств и сознанья, вдруг ощутил, как меняется мое человечье естество, и, менее всего ожидая этого, я увидел, что сделался не больше и не меньше как рыбой, той же величины и вида, как и те, что меня окружили и продолжали держать в осаде. И тут-то, став одной из них, я понял, что рыбы эти — тунцы и что они ищут моей смерти, говоря такие слова: «Он — предатель, враг наших сладостных священных вод. Он наш враг и враг всего рыбьего племени, так жестоко обошедшийся вчера с нами, ранив и убив стольких из нас. Нельзя, чтобы он отсюда ушел, а когда наступит день, мы отомстим ему».
Так я услышал приговор, который эта сеньоры вынесли тому, кто уже был, как и они, тунцом. И тогда, немного отдохнув и освежившись в воде, переведя дыхание и почувствовав, что у меня ничего не болит и ничто меня не мучает, словно ничего и не произошло, омыв свое тело и прополоскав внутренности водой, которая отныне и впредь стала казаться мне сладкой и вкусной, я оглядел себя со всех сторон, чтобы проверить, не осталось ли во мне чего человечьего. Наслаждаясь пребыванием в пещере, я подумал, стоит ли мне оставаться в ней до наступления дня, ибо, с одной стороны, я боялся, что они меня узнают и поймут, что я оборотень, с другой же — боялся выйти, поскольку не был в себе уверен, не знал, смогу ли я общаться с ними и отвечать на их вопросы, и не откроется ли в таком случае мой секрет: ведь, хотя я и понимал их и видел, что с ними схож, мне было очень боязно среди них оказаться. Наконец я решил, что надежнее будет выйти, так как, если они обнаружат меня в пещере и не найдут в ней Ласаро де Тормес, то подумают, что я спас его, и потребуют меня к ответу; так что лучше мне выбраться из пещеры до наступления дня и смешаться с ними — а их там весьма немало: так мне удастся не попасться им на глаза и себя не выдать; и как я решил, так и сделал.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ,
ПОВЕСТВУЮЩАЯ О ТОМ, КАК ЛАСАРО, СТАВШИЙ ТУНЦОМ, ПОКИНУЛ ПЕЩЕРУ И КАК ТУНЦЫ-ДОЗОРНЫЕ ВЗЯЛИ ЕГО В ПЛЕН И ПРИВЕЛИ К СВОЕМУ ВОЕНАЧАЛЬНИКУ
И вот, сеньор, как только я выбрался из пещеры в скале, мне тут же захотелось проверить, могу ли я говорить, и я начал вопить во всё горло: «Смерть ему! Смерть ему!»; и как только я прокричал эти слова, дозорные, караулившие грешного Ласаро, окружили меня и спрашивают:
— А кому слава?
— Сеньоры, — отвечал я, — слава рыбьему народу и их сиятельствам тунцам!
— Ну и чего же ты орешь? — было сказано мне в ответ. — Кого из наших врагов ты увидел или почуял, чтобы поднимать тревогу? К какому полку ты приписан?
И тогда, сеньор, я попросил их отвести меня к главнокомандующему, которому я ответил бы на все вопросы. И один из них приказал десятерым другим отвести меня к генералу, а сам остался на страже вместе с более чем десятью тысячами тунцов.
Меня бесконечно забавляло то, что я мог понимать их, и я сказал себе: «Тот, Кто сотворил для меня эту великую милость, всё предвидел». В конце долгого пути, когда уже начало светать, мы достигли огромного воинства, в котором сбилось столько тунцов, что мне стало страшно. Узнав тех, кто меня сопровождал, нам разрешили пройти, и, когда мы прибыли в расположение генерала, один из моих конвоиров, выразив ему свое почтение, рассказал, в каком месте и каким образом меня нашли, и когда их командир — капитан Лиций спросил меня, кто я такой, я ответил, чтобы меня отвели к генералу. И вот я предстал перед его превосходительством.
Генерал, тунец, превосходивший других величиной и величием, спросил меня, кто я и как меня зовут, к какому полку я приписан и в чем состоит моя просьба, раз уж я просил привести меня к нему. И тут я смешался, не зная, хотя и был крещен честь честью, как иначе, чем Ласаро де Тормес, себя назвать. Не знал я, как ответить, откуда я родом и к какому полку приписан, ибо, став тунцом совсем недавно, не успел ни изучить их моря, ни узнать, из каких частей состоит их армия и какие в ходу у них имена; так что, притворившись, что я не понимаю вопросов, которые мне задает генерал, я ответил таковыми словами:
— Сеньор, поскольку ваше превосходительство весьма отважны — о чем ведомо всему морю, — мне кажется несуразицей то, что жалкий человечишко противостоит такому огромному и доблестному войску, бесчестя великую власть и положение тунцов. Я заявляю: поелику я твой подданный и нахожусь под твоим началом и под твоим знаменем, я обязуюсь доставить тебе оружие и останки этого человека, а если этого не случится, можешь судить меня по всей строгости.
Так что, дабы не быть пойманным на слове, я не обещался доставить ему самого Ласаро. Ибо учителем моим был слепец, а не попы-начетчики.
Генералу так понравилось мое обещание, что всякие касающиеся меня подробности его уже не интересовали. И он ответил:
— Дело в том, что он должен искупить гибель моих солдат, и было решено окружить этого предателя и счесть его человеком, но если ты, как говоришь, отважишься проникнуть к нему, то будешь щедро вознагражден; хотя меня огорчает, что ты ради нашего господина короля
