собой, даром повествования, какой у господина был, орчук не обладал. Постоянно сбивался, запинался, подыскивая нужное слово, и вспотел с ног до головы, пока все поведал. После уже добавил, как столкнулся с закутанным в черное человеком (хотя человеком ли?) подле полицмейстерства.

— Интересно, — тихо стал рассуждать Витольд Львович, — стало быть, одно из двух: либо этот инкогнито следил за нами до самого казенного учреждения, либо прибыл туда по своему делу. Тут тоже много странностей.

— Каких?

— Если он следил за нами, а такое возможно, интересовался расследованием, то зачем путался под ногами?

— Наушничал или стащить чего хотел.

— Не отвергаю эту версию, но мне она кажется уж слишком надуманной.

— Так почто ему в полицмейстерство наведываться?

— А вот это очень хороший и интересный вопрос. Помнишь, о чем сказал великий князь?

— Он о многом говорил, — уклонился Мих.

— Обмолвился Его Высочество, что Александр Александрович немолод уже, и всякая гниль могла прорасти. И это он явно не случайно, не выдумал.

— Думаете, убивец к сообщнику наведался, а тот из…

— Пока подозреваемый, — поправил его Витольд Львович. — Гоблинарцы, охочие до всяких выдумок, создали особый закон, по которому, если вина человека или прочего существа не доказана, то он считается невиновным.

— Скажут — хоть стой, хоть падай. У нас в Славии половину таких аспидников тогда в колодки не посадишь.

— Ладно, оставим пока эту тему. Теперь к личности инкогнито. Что ты можешь о нем сказать?

— Ну такой, — орчук показал на себе, — может, чуть выше эльфийца. Походка у него странная, будто как козел скачет. Ну и, как говорилось, весь в черное обернут. О, еще тросточка у него была, такая худенькая, точно игрушечная.

— Трость? — заинтересовался Меркулов. — А ножны шпажные не заметил?

— Нет.

— Забавно… — титулярный советник затеребил подбородок.

Заметил за господином орчук привычку любопытную: чуть задумается, так пальцам волю дает, а они, забавники, бегать начинают или перебирать что под руку попадется.

— Мне интересно только, в чем заключается его особенность. Почему он так быстро исчезает и появляется? Магия?

— Не дай бог, господин. Вот уж чего не хватало.

— С другой стороны, слышал я, что у тех же гоблинарцев есть особый вид войск, вроде наших филеров. Только там асы из асов. Могут не есть по несколько дней, появляться и исчезать в любое время, убивать одним движением.

— Неужто из них? — больше удивился, чем испугался орчук.

Не сказать чтобы он тонких и маленьких гоблинарцев боялся. Давно уже времена прошли, когда одною силою можно было любого одолеть. В Орде или Аховмедии, может, и по старым порядкам заведено, но это там, куда зеленые коротышки соваться не любили. А в местах, гоблинцами излюбленных, те если не все, то многое могли в свою пользу извернуть. Против такого ворога иной раз и не знаешь что делать.

— Нам придется как минимум встретиться с этим инкогнито, чтобы выяснить. Любезнейший, в Столешников переулок, к полицмейстерству, — Витольд Львович отодвинул шторку на раскрытом окне и высунулся наружу.

Купе ловко покатило по мостовой, проехало Захожую слободу и выбралось на набережную. Уже тут Мих почувствовал странный прогорклый запах, но виду не подал, мало ли чем может вонять от воды.

Но чем дальше они ехали, тем горелый дух становился сильнее, пока наконец Меркулов, не обладавший восхитительным орочьим обонянием, не подтвердил догадку потомка кочевников:

— Пожар!

С этими словами Витольд Львович высунулся из окошка и стал наблюдать. Орчуку, которому тоже было страсть как интересно, пришлось довольствоваться лишь затылком Меркулова. Впрочем, недолго.

— Любезнейший, останови! — послышался голос титулярного советника, явно обращенный к кучеру.

Экипаж вздрогнул и встал. Витольд Львович выбрался наружу, а следом вывалился и Мих. Огляделся: оказались они на Гончарной — местечке хоть и не дряном, но маложивописном. С одной стороны, тут до Кремля рукой подать, с другой — строения сплошь худые, многие из них составляют кособокие склады, на которые плюнешь — развалятся. Конечно, стала сюда рука генерал-губернатора дотягиваться: те убожества, что ближе к центру города стояли, уже снесли, площадку расчистили и собирались там строить не иначе как добротные дома по последней моде.

Но вот остальные постройки, раскинутые безо всякой последовательности и ума, продолжали угнетать взоры благороднейшей публики, которой, к слову, тут было не особо много (а что им тут делать?). Такому безобразию заняться огнем — даже стараться не надо: кинул кто папиросу возле сухой доски или опрокинул невзначай керосинку — и баста.

Мих не понял, что же именно произошло тут. Ясно только, что умышленность злодейская — в противном случае не собралось бы столько служивых из его ведомства, полицейских то бишь. Немногочисленных зевак от пожара в сторону отодвинули, хотя уняли красного петуха довольно быстро (разглядел орчук среди пожарных знакомого дворянина, что у великого князя на обеде видел, — Телепнев, кажется). Однако недолгое пламя оставило немалые разрушения: будто родилось в центре деревянных строений, проворно съело несколько зданий и, насытившись, успокоилось. Конечно, не без водной магии, по всей видимости.

Посреди этого безобразия стояли знакомые фигуры: Его превосходительство и сразу все три высокородия. Первого полицмейстера, уважаемого Константина Никифоровича, Мих знал; второго, того румяного в очках, видел раз всего, когда к князю ездили. А вот третьего, дюжего молодчика с пышными усами, широкой грудью и красивым мужественным лицом, видел впервые. Ну гусар, чисто гусар, под натиском такого ни одна женщина не устоит. Хотя форма у всех одинаковая, полицмейстеры и есть, ближайшие помощники Его превосходительства.

— Витольд Львович, ты как тут?! — увидев вначале орчука, а потом уже подчиненного, крикнул обер-полицмейстер.

Господин не стал надрывно кричать в ответ, прошел по черной от гари земле и, уже оказавшись достаточно близко, сказал:

— Проезжали, из Захожей.

— А, ты все с аховмедцем…

Голос Александра Александровича выразил всю ту небрежность, какую только мог. По всей видимости, смерть козлоногого действительно представляла не такой большой интерес для Его превосходительства, как нынешняя беда. Мих заключил по обеспокоенному виду обер-полицмейстера, что случилось тут нечто весьма неприятное. То бишь пожар — он сам по себе мало хорошего несет, но тут было нечто большее.

— Ваше превосходительство, — подскочил тут городовой старшего оклада, выглядевший не молодо и не особо внушительно, ростом даже ниже румяного полицмейстера в очках, но на груди серебряная медаль «За усердную службу», а подобная награда