Мать ревет.

– Нельзя сидеть и ждать. Нужно идти за ним.

– Он спросил, есть ли у него телефон? – всхлипывает мать. – Я сказала, что есть, но на охоту он его с собой не берёт.

Телефоном у нас только отец и пользовался. И то редко – лишь по работе. Промышлял он перегоном скота в основном, а в этом деле без телефонной связи не обойтись.

– Что за время такое? – с недоумением спрашиваю я, поднимая глаза к небу. – Человек пропал, а они просят подождать. Козлы ленивые!

Мать пошла в дом, а я осталась. Укуталась в отцовскую куртку и снова легла на лавке.

Проснулась рано.

Еще и не рассвело.

Снилось, что отец вернулся и мы с ним разделывали настрелянных им фазанов. Мать приготовила из них жаркое с овощами и мы сели за стол. Еда получилась сочная, вкусная, но вскоре вместо неё в моей тарелке возникли черви – копошились в комьях сырой земли, вились друг о друга, расползаясь по столу. Не земляные, а больше на опарышей похожие, только длинные, мерзкие до жути.

Проснувшись, не сразу получилось выкинуть увиденное из головы как я ни старалась. Показалось, прежде чем заметить подвох, я все же успела съесть парочку. Во рту стоял реальный привкус чего-то стухшего, склизкого.

Собравшись с силами, умываюсь, иду в дом и собираю вещи в дорогу.

В подвале нахожу свой старый рюкзак, складываю в него всё необходимое: нож, фонарик, воду, резиновые сапоги, бумагу, спички, дождевик. Из еды – пару бутербродов с маслом, шесть вареных яиц и ломоть хлеба.

Хочу найти Абура, но его нигде нет. Как под землю провалился. Убежал в поле за домом или к речке как обычно. Нет времени его искать, но… с ним будет не так скучно хотя бы. И страшно.

Выхожу в поле, зову его, высматривая в высокой траве, но всё тщетно.

Ладно, пойду одна. Нужно уйти пока мать спит.

Пишу ей записку. Сообщаю, куда и зачем иду, прошу не волноваться.

Хватаю рюкзак, закидываю его за спину и, постояв немного перед порогом, выдвигаюсь. Когда уже собираюсь спуститься к огороду, вдруг слышу голос матери.

Проснулась всё-таки.

Нехотя оборачиваюсь.

Стоит на крыльце. Сонная, уставшая, с опухшими от вчерашних слёз глазами.

– Куда ты, дочка?

– Искать отца. Нельзя терять время, просто сидеть и ждать. Это предательство.

Просовывает ноги в тапки, бежит ко мне. Крепко обхватив мои плечи, умоляет меня остаться и никуда не идти:

– Сегодня мы снова поедем в отделение. Заставим их пошевелиться, предпринять что-нибудь. Если не достучимся до них, то поедем в город, напишем заявление там! Самим идти искать отца опасно.

– Нет! – отрезаю я. – Мы потеряем время! И теряем его сейчас!

Отстранившись от неё, поправляю волосы, ворот рубашки и, крепко ухватившись за лямки рюкзака, спускаюсь по тропинке к поляне.

– Будь дома, – говорю. – Жди.

– Не ходи, дочь. Опасно там! Не ходи, прошу!

– Твоя правда. А моя в том, что я не готова бросить отца в беде. Он нуждается в нашей помощи и я найду его.

Ухожу быстро вперед, но мать спешит за мной. Догоняет, падает на колени и, обхватив мои ноги, начинает рыдать.

– Дочка, не ходи, я тебя прошу! Не оставляй меня одну! – умоляет она. – Давай снова съездим в полицию, вместе!

Я отмеряю её ненавистным взглядом и продолжаю путь.

Разве можно вести себя так глупо? Сидеть и ждать чуда на лавке во дворе я не буду.

Я иду к тебе папочка. Я найду тебя.

Ушла я вперед резво, быстро. Сама не заметила, как дошла до трассы.

Матери позади не видно, значит вернулась домой.

Так-то лучше.

Твёрдо и озлобленно ступая по земле, думаю, как далеко готова зайти в поисках отца и что будет, если я его не найду?

Ответов нет.

Остается надеяться, что всё закончится хорошо и я найду его живым.

Нужно просто идти вперед. Не заблудиться, избавить себя от этого черного, вязкого отчаяния. Нельзя сдаваться.

– Стой, дочка, стой! – орет где-то позади мать.

Успела переодеться.

Бежит со всех ног, одной рукой прижимая шляпу к голове, а второй подол юбки к ногам. На плече болтается хлопковая сумка, ноги обуты в старые сандалии для двора.

Господи, ну кто так ходит в горы? Что за несуразица?

– Мама, я же попросила тебя остаться! – возмущаюсь я, когда она оказывается ближе. – Что за одежда? Ты в горы собралась или на собрание дачников-колхозников?

Ушла я далеко от дома, так что матери пришлось бежать немало – всё не отдышится.

– Я с тобой! Пойдём вместе! – сбивчиво твердит она. – Идем же!

– Тебе лучше остаться дома. Не переживай, я справлюсь сама.

– Нет, мы идем вместе! – настаивает мать и уходит вперёд.

Я твердо уверена, что одной мне будет лучше, поскольку мама от природы не приспособлена к чему-либо сложному. Вся её жизнь всегда вертелась вокруг нашего дома, хозяйства, семьи. Какие уж там походы в горы?

Да она даже не знает куда идти. Строит из себя умную.

У меня, разумеется, опыта во всем этом не так много, как у отца, но сил и уверенности от рождения хватает. Характер отцовский – вот в чем дело. И причины у нас с ней разные. Я иду туда, чтобы найти отца, помочь ему, а мать тащится за мной оттого, что не хочет оставаться одна.

– Кто покормит скотину? – спрашиваю я, поравнявшись с ней.

– Сейчас наши бараны волнуют меня меньше всего. Вернемся и покормим, – отвечает мать озабоченно.

Нет больше сил отпираться, так что я принимаю её выходку как данность и, стиснув зубы, вышагиваю вперед.

Идем мы в основном молча – говорить нам как всегда не о чем.

Миновав холм с извилистой тропой среди небольших сосен и валунов, бредем через широкое небольшое поле, огибаем маленькую опушку и выходим, наконец, к ущелью. Оно приглашает нас войти, раствориться в нем, возможно, потеряться и поэтому как бы намекает, что прежде, чем это сделать, нам нужно хорошенько подумать.

Чего тут думать? Входим.

Скалы нависают над нами как голодный зверь, готовый сожрать, проглотить. Или сдвинуть вековые окаменелости и раздавить нас в лепешку. Мрачное место. Сил у него много, это сразу видно.

Солнце тут же спряталось за черными скалистыми верхушками, земля под ногами взбугрилась, потвердела, а от холодных камней вокруг повеяло одиночеством, холодом и…

Смертью.

Я кричу в пустоту, зову отца, но кроме эха в ответ ничего не слышу.

Заглядываем во все расщелины, ямы, проверяем каждый выступ.