Мы всегда так общались. С огоньком. Поддевали друг друга в шутку, играли в слова. И раньше я не понимал, насколько это ценно. Я теперь получаю необъяснимое, практически извращенное удовольствие.

Но пора вспомнить о работе. Девушка, которая нас сопровождает, красная как рак. Я невозмутимо поднимаюсь вслед за ней по лестнице, делаю вид, что я это не я и хата не моя. Она наверняка в шоке от моего поведения.

А что мне делать? Если мы с этой барышней-хормейстером берега попутали и никак не можем причалить к друг другу.

— Понравилось?! — Стучит рядом со мной каблуками Виола, периодически догоняя. — Мне было мерзко и отвратительно.

Она могла бы уйти. Я ж её силой не держу. Приказал — да, но уволить всё равно не могу. Да и не стану. Куда я без неё?

А ещё мне надо как-то собраться с духом и с дочерью познакомиться. Потому что грудину аж рвёт от чувств. У меня детей никогда не было. Я не знаю, что это такое, но с тех пор, как открылась правда, не могу успокоить пульс. Он всё время шарашит за сотню.

Виолетта идёт за мной, и от неё меня тоже шарашит…

— Раз мерзко, значит надо и вправду подавать в суд. Нанимать адвоката и разбираться со мной как можно быстрее.

— Вам это кажется забавным, Марат Русланович? И часто вы хватаете своих подчинённых, присосавшись к их рту?

— Честно? — оборачиваюсь и, улыбнувшись, заглядываю ей в глаза. — Первый раз. Это всё вы.

Глава 22. Султанов

Мы поговорили с директором и, приземлившись за большим столом, внимаем двум ведущим настройщикам данного заведения. Виолетта с интересом обсуждает с ними дела. Очень старается, полагаю, ей стыдно за мою грязную выходку в холле. И она изо всех сил строит из себя опытного специалиста, чтобы как-то скрасить впечатление о нас. Смотрит на мастеров не отрываясь, а я сверлю взглядом её шикарный профиль.

— Уважаемая Виолетта Валерьевна. Любое «старенькое» пианино даст сто очков вперёд «новенькому» по качеству звучания! — разливается соловьём мужик в сером костюме и улыбается.

Он представлялся, но я забыл его имя. И не соображу, зачем так скалиться во время работы?

— Понимаю, — нежно отвечает ему Виола.

Вот бы она со мной так разговаривала, с придыханием. Но меня она мечтает сжечь на костре, как непокорного еретика в эпоху Возрождения.

— Говорю это вам, как опытный настройщик! — я слышу «любовник», но это у меня после волшебного поцелуя крыша едет. — На мусорке место не старичкам, изготовленным ещё при советской власти, а мозгам некоторых особо компетентных «знатоков»! Я имею в виду не вас, конечно же, а тех, кто считает, что цифровые музыкальные инструменты полностью заменят живой звук.

Навязчивый мужик поднимается и ведёт нас к пианино. Мы вынуждены идти.

— Вот смотрите. При настройке пианино за основу принимается тон ноты ля. — Лупит по клавише, заставляя вздрогнуть и отвлекая от разглядывая моей хоровички. — Частота её звучания больше четырехсот герц. Частота ноты каждой следующей октавы возрастает логарифмически.

Мне кажется, или он много выпендривается? Неужели и этот заметил, что Виолетта самая красивая женщина на земле и у неё нет кольца на пальце? Впрочем, тогда ему не жить. Настроит все инструменты в школе — и скатертью дорога.

— То есть удваивается по сравнению с показателями предыдущей октавы…

Я стою рядом с Виолой, а она периодически оборачивается, продолжая ругаться со мной шёпотом. Пока этот кент громко давит на клавиши.

— Какой стыд! Про нас же всё педагогическое сообщество будет теперь шушукаться. А что, если эта информация дойдёт до Родиона?

— Ой-ой, какой кошмар, что делать-то? Что делать?! — с безразличным лицом скрещиваю руки на груди и приподнимаю правую бровь. — Может переедем на Камчатку? Это, между прочим, шикарное место жительства: чистая вода, воздух, отсутствие технических предприятий. Немалое значение имеет наличие громадного океана, окружающего полуостров. И там не будет Родиона.

— Зато рядом с Камчаткой есть Магадан — думаю, вам там самое место! — она уже просто шипит на меня, как красивая ловкая змейка, выползшая из укрытия. — Я искренне недоумеваю: за что вас уважают в министерстве? Вы… вы же клоун! — Она очень забавная и милая, и я как дурак рядом с ней. — Они решат, что мы какие-то проституты!

Сжимаю губы, едва сдерживаю подкатывающий к горлу смех.

— Это древнейшая профессия, — стараюсь тихо-тихо, — и к нам с вами она отношения не имеет. Или кто из нас кому платит, Виолетта Валерьевна?

— Вы мне!

— Ну это всё равно не то! — снова сжимаю губы, ухмыляясь.

— Мне интересно, Марат Русланович, как вы потом на другую работу устроитесь? Вас же не возьмут за аморальность! Весь город будет вспоминать, как вы набросились на хоровичку.

Я выше её ростом, и с этого ракурса замечательно рассматривать чудное художественное плетение её волос, которое прихвачено на макушке, открывая шею. А ещё, если стоять так близко и опустить взгляд в расстёгнутые пуговки рубашки, то видна фантастически красивая ложбинка груди. Она всё такая же прелесть. Годы её ни капли не испортили, даже наоборот, Виолетта как будто наполнилась женственностью и сделалалась ещё лучше. Зря я коснулся её языка своим. Теперь даже думать не могу. Мозги просто скисли.

— А я на другую работу не собираюсь. Меня в моей всё устраивает.

Виолетта замечает, куда я смотрю, и быстро застегивает верхнюю пуговку. Глядит волком.

— Я расскажу о ваших намеках Родиону, и он надаёт вам по щам. Он мой мужчина и заступится!

— Опять очень страшно. Поцелуй — это не намек.

— Он вас разорвет!

— В последний раз, когда вы обо мне рассказали, он быстренько ретировался, и вы переругались вплоть до расставания.

Мы как два померанских шпица. Тяф-тяф! Тяф-тяф!

— Мы не расстались, и даже не надейтесь.

— Извините, вам неинтересно? — Серый пиджак явно устал от нас и нашего шёпота.

Прочистив горло, делаю суровое выражение лица. Стыд и срам, конечно, но что поделать, если я пытаюсь вернуть свою женщину.

— Нам очень интересно. Извините.

Виолетта закатывает глаза. А я хочу ещё раз поцеловать её. Так же нагло и горячо, играя с кончиком её языка и наслаждаясь мягкостью сочных губ.

— Давайте выберем этого замечательного господина и вернёмся в машину, — громко предлагаю я.

— Первого попавшегося? — злым шёпотом отвечает мне Виолетта. — Что эти люди подумают о нас? Что мы совершенно некомпетентны?

— Хуже, чем они думают о нас сейчас, уже не