Интересно, он получил деньги за разбитый мопед? А вдруг отец избил его за то, что тот плохо приглядывал за мопедом? Мысли вихрем сменялись в моей голове.

– Мама пробовала, сказала, что очень вкусно… Помогает согреться, попросила купить у вас… – голос Сучана отдавался в затылке.

– Мне тоже пятнадцать. Так что можешь на «ты», – предложил я, не оглядываясь.

Тот ничего не ответил.

– Ты прогулял школу?

В такое время он должен быть в школе.

– Сегодня суббота, – негромко ответил Сучан.

– Ах вот как. А мне без разницы – хоть суббота, хоть будни. Я ведь не хожу в школу. – Не знаю почему, но мне казалось, что я должен говорить хоть что – то.

– Ага…

– Ходил до прошлого месяца, а сейчас не хожу. По личным обстоятельствам.

«Нашел!» Я наконец-то отыскал подходящий контейнер, чтобы переложить в него «Сливочную нежность».

– Вот как.

– Тебе не любопытно, что за личные обстоятельства?

– Даже не знаю… – неопределенно ответил Сучан.

– Ты заболел? – спустя некоторое время поинтересовался он.

Он интересовался очень осторожно. Наверное, увидев мое лицо, подумал, что раз я не хожу в школу по личным обстоятельствам, то значит, по болезни.

– Да нет. Несчастный случай. Попал в аварию.

Я переложил еду в пластиковый контейнер и протянул Сучану. Надев капюшон и взяв в руки емкость, он вытащил из кармана деньги. С его одежды капала дождевая вода.

– Не надо денег, я не возьму. Забирай просто так.

– Почему?

– Мы все равно уже закрылись на сегодня. Некому съесть эту порцию.

– Ну все-таки… – Он никак не решался опустить руку с деньгами обратно в карман.

– Забирай просто так.

– Неудобно…

– Ничего подобного. Нет, если тебе так неудобно, считай, что это часть денег за разбитый мопед. – Я испуганно встрепенулся от собственных слов, которые сами собой слетели с языка.

Глаза Сучана стали круглыми от удивления. Я судорожно придумывал, как мне разрулить эту ситуацию.

– Ты знаешь, что наш мопед поломался? Но почему ты хочешь оплатить его стоимость? – удивился Сучан, прежде чем я успел придумать подходящее объяснение.

– Что-что? Ах это… Как я узнал. Как же я узнал… От Досу, точно, от него. Он подрабатывал у нас в ресторане. Ты ведь знаешь Досу?

– Досу? Да, знаю. Он старший брат Доёна. А что, он, правда, работал здесь?

– Ну да. Проработал немного. Но вот уже несколько дней не выходит на работу, причем без всякого предупреждения. Досу рассказывал, что его младший брат сломал мопед. Вот и вся причина. Он хорошо работал и мне хочется отблагодарить его. Мне не жалко оплатить вместо него часть от стоимости мопеда.

– Ты совсем не должен, – еле слышно произнес Сучан. – Оказывается, Досу хорошо работал. Конечно, ему ведь нужны деньги, причем очень большие…

– Что-то случилось у него в семье? – испугался я.

Деньги, конечно, нужны всегда, но, мне показалось, что сейчас Сучан имел в виду что-то другое.

– У него бабушка сильно болеет.

– Бабушка?

В таком случае, Седая не обманывала нас.

Значит, она не притворялась и говорила правду.

– Расскажи поподробнее. – Я обхватил руками ладони Сучана.

От неожиданности он неуклюже попятился с испуганным выражением на лице.

– Эй, я просто имею в виду, что раз дело касается парня, который работает у нас, то я тоже должен об этом знать. Потому и спрашиваю, чтобы помочь ему, если понадобится, – объяснил я ему с равнодушным видом, чтобы он не придавал слишком большого значения моим словам.

Сучан нерешительно поколебался и заговорил:

– Не знаю, можно ли рассказывать посторонним такие вещи. Но раз Досу работал здесь, и тем более теперь уже не работает, причем без всяких объяснений, думаю, будет лучше рассказать. Скорее всего, он не может прийти, потому что ухаживает за бабушкой в больнице. Она серьезно больна. – Он замолчал на минутку, чтобы облизать пересохшие губы.

– А еще, на самом деле… – Лицо Сучана, виднеющееся в прорези капюшона дождевика, скривилось. – Не знаю, слышал ли ты. Но раз ты знаешь, что мопед поломался, значит, и о том происшествии должен знать. Совсем недавно Доён… попал в аварию и… на мопеде… я должен был помешать ему… – всхлипывая, Сучан так и не смог договорить до конца.

Внезапно по щекам его потекли слезы, и он зарыдал. Это произошло так неожиданно, что я совсем растерялся. Дав волю слезам, мой друг уже не смог остановиться.

Как его утешить, чтобы он перестал реветь? Я просто молча наблюдал за ним, как это делал всегда, хотя его горестный вид отозвался в моей душе острой жалостью.

Сучан еще немного поревел, пока наконец с трудом не успокоился, и продолжил историю:

– В тот день, когда разбился Доён, его бабушка слегла. Она так рыдала в больнице при опознании, что упала в обморок. И до сих плохо себя чувствует. Мама ходила в больницу проведать ее, говорит, что она все время плачет и приговаривает, когда приходит в себя: «Доён, наш Доён…»

При слове «Доён» он опять начал всхлипывать.

Бабушка слегла от горя? Я не удержался и переспросил Сучана – настолько в это невозможно было поверить. Сучан кивнул. Не может быть. Просто не может быть. Ведь бабушка при виде меня повторяла как мантру: «Хоть бы глаза мои тебя не видели! Лучше бы ты не родился!» Когда она смотрела на меня, на ее лице отражалось столько неприязни! Я даже не сомневался, что моя смерть принесла ей облегчение.

Было от чего прийти в замешательство. Но Сучан не стал бы врать!

– Мама говорит, что бабушка Доёна периодически забывается, теряя связь с реальностью. Даже я скучаю по нему, а представь, каково ей? Нужно было помешать ему угнать мопед. Я так жалею, что не помешал ему, так жалею. – По щекам Сучана вновь потекли слезы.

Дружище, ты оказывается, еще тот нытик. А я думал, ты из тех, кто не плачет, ведь ты никогда не ревел, когда тебя избивал отец.

– Я скажу маме, что ты не взял деньги. Спасибо тебе. – Он прижал под мышкой контейнер со «Сливочной нежностью», наглухо застегнул дождевик и пониже натянул капюшон.

Нужно было сказать что-то вроде: «Чего уж там, не за что. Приходи еще, денег не возьму. Давай видеться почаще», – но я не мог вымолвить ни слова. Эмоции Сучана, упрекающего себя в том, что он не удержал меня от езды на мопеде, полностью передались мне. Я тоже захотел хорошенько выплакаться.

Сучан продолжал тихо бормотать, но для меня его тихий голос звучал громче всех других: