Шрифт:
Закладка:
Символ исключительности. Превосходства.
Титул. Право рождения. Дар изображать. Должность.
А вот и первая история.
«Этологи любят изучать иерархию на молодых петухах, которые очень агрессивны и быстро ее образуют. В одном эксперименте ловили самого жалкого, забитого петушка из группы, приклеивали на голову огромный красный гребень из поролона – символ исключительности – и пускали обратно в загон. Петушок не знает, что у него на голове, и поначалу ведет себя по-прежнему забито. Но подбегающие клюнуть его другие петухи видят на нем огромный красный гребень и пасуют. Раз за разом обнаруживая их неуверенность, петушок надувается, поднимает голову, выпячивает грудь и таким образом без сопротивления, шаг за шагом восходит на вершину иерархической лестницы».[147]
Огромный красный гребень.
И насколько все это смягчается разумом и знаниями – неизвестно.
И смягчается ли.
Отец нации и закат его карьеры
Свобода воли? Наши общества, наши карьеры, то, что с нами происходит в life cycle, имеют свой древнейший исходник. Непонятно? Тогда история одной политической карьеры.
Отец нации. Путь к вершине. Враги и союзники. Распределение благ. Закат карьеры.
Из знаменитой книги Джейн Гудолл «Шимпанзе в природе: поведение»:
«Майк в 1963 году был самцом низкого ранга. Благодаря намеренному использованию пустых канистр из-под керосина, в которые он ударял, держа их впереди себя и бросая таким образом вызов самцам более высокого ранга, Майк пробил себе путь к вершине в 1964 году.
Какое-то время после этого Майк, казалось, был не уверен в своих силах и использовал каждую возможность для энергичных демонстраций, как бы для того, чтобы запугать любых самцов, которые окажутся поблизости; он нередко нападал и на самок – без видимых причин, просто потому, что чувствовал себя напряженно в присутствии других взрослых самцов.
Когда Майк стал альфа-самцом (отобрав эту позицию у Голиафа), в сообществе было 14 взрослых самцов; кроме того, необычно много шимпанзе почти ежедневно собиралось в лагере в ожидании бананов. Уровень агрессии был высоким, и ситуация ставила перед альфа-самцом серьезные требования.
Без своего несомненного интеллекта (в конце концов, каждый самец мог воспользоваться пустыми канистрами, но один только Майк систематически употреблял их для достижения своей цели), высокого уровня мотивации и решимости повысить свой ранг Майк, вероятно, не смог бы добиться вожделенной вершины. А без еще одного качества – за неимением лучшего слова я назову его “силой воли” – он не удержался бы долго в этой позиции, так как неоднократно подвергался агрессивным нападкам со стороны взрослых самцов, объединявшихся в группы до пяти особей.
В конце концов Майк успокоился и стал весьма милостивым альфа-самцом. Он проявлял необычайную щедрость при дележе мяса, особенно по отношению к Джей-Би, который, как мы предполагали, был его братом. Он ревностно занимался грумингом, уделяя больше времени, чем обычно это делает самец высокого ранга, обыскиванию подчиненных особей.
После смерти Джей-Би… в 1966 году у Майка никогда больше не было другого союзника. Одного из близких друзей он обрел, правда, в лице своего поверженного соперника Голиафа, по крайней мере до 1970 года, когда Голиаф, постепенно перемещаясь к югу, присоединился к самцам Кахамы.
К этому времени Майк состарился, зубы у него стерлись, а шерсть поредела и выцвела. Немудрено, что какая-нибудь вновь прибывшая самка кидалась приветствовать агрессивного Хамфри и игнорировала стареющего альфа-самца. И все же Хамфри в то время все еще подчиненно вел себя по отношению к Майку. Постепенно, однако, он обретал уверенность в себе и в начале 1971 года атаковал Майка, устроив демонстрацию по поводу своего появления. Это была решающая схватка, так как после нее альфа-статус перешел к Хамфри.
Майк, будучи, возможно, слишком старым, чтобы заботиться о таких вещах, не сделал никаких попыток сохранить высокий ранг и стал подчиненно вести себя по отношению даже к самым низкостоящим взрослым самцам. Он стал еще более одинок; наиболее частым спутником его в то время был старый Xyгo. Оба умерли на протяжении месяца… в 1975 году».[148]
Что здесь от человеческой свободы воли? От нашего сознания, от нашей решительности, от тонкого искусства маневра? О нет, это просто середина леса.
Мы взбираемся по своим карьерам, подчиняясь древнему зову, скалим зубы и бренчим канистрами, но когда-нибудь даже искусство груминга и утонченность обыскивания не спасут нас от одиночества, когда поредеет шерсть и станет ясно, что есть время ухода, есть время подчиненности даже тем взрослым самцам, которые будут называться профессорами истории, сочиняющими сказки о том, каким ты был, Майк.
Белая кость
Всё ищу безмятежности. Всех развлечь. Все-таки лето и синева. Пошел к Пришвину – птички, бабочки. Открыл дневники, наткнулся на главку. Называется «Собственность у собак». Какая уж там безмятежность! Но какой чудесный текст:[149]
«Всякая собака, независимо от своих сил, возраста и пола пользуется правом собственности на захваченный ею предмет. Случается, огромный Соловей где-нибудь достанет себе кость и, когда подходят к нему щенки 3-х месячные Векса и Чок, он рычит, это значит: «Вы стоите на границе моих владений, дальше не ступайте, разорву».
Чок стоит. Но Векса как сучка, одаренная кокетливостью, в момент рычания ложится на землю и передвигается вперед лежа, подкатывается: покорность у собак уважается, Соловей не рычит. Так Векса лежит на спине у самой его морды, лапками иногда задевает и морду, и кость – Соловей не рычит. А Чок стоит у границы владений Соловья и не смеет дальше шагнуть, малейшее движение, и Соловей начинает рычать.
Какая досадная неприятность вышла Соловью в этот раз! К соседу в сад прибежала чужая собака, и ее Соловей увидал через неплотно сомкнутые дощечки разделяющего наши дворы забора. Щенки, стерегущие его кость, – это как бы враг внутренний. Но собака у соседа – это враг внешний… Он забывает о кости и бросается к забору…
Тревога вышла совсем напрасная. При первых взрывах Соловьиного гнева ничтожный иностранный враг, поджав хвост, убежал и скрылся. Соловей вспомнил о внутренних делах и возвращается к своему хозяйству. Он видит ужасную картину: маленькая Векса сидит верхом на его собственности. Он подходит невесело, но за десять шагов от кости
