Так говорит тысяча экспериментов, и особенно с крысами, нашей тенью.[141] В знаменитом опыте их посадили в клетки по шесть и, чтобы достать еду, нужно было под водой переплыть бассейн, взять зерно и вернуться в свою трубу, чтобы там его съесть на свежем воздухе. Крысы, тени наши, немедленно разделились пополам.

Половина – плавает и достает, а половина – они князья – ворует и отнимает. И есть одна особь, которая плывет, сама достает зерно и никому ничего не отдает, настолько она сильна. Автономное плавание. Независимость.

Вот в этом месте наш рассказ превращается в тост. Не в тот, который можно съесть, а в тот, чтобы выпить испанского вина.

– За того, кто вечно что-то ищет, сам добывает и никогда не склоняет головы!

– За независимых, за тех, кто вечно вылезает из всех иерархий, как черт на голову!

И еще всегда есть надежда – когда крыс помещают в новую клетку, они заново делят мир.

Иерархии взрываются новыми людьми.

Мы тоже шимпанзе

Так нам говорят наблюдения знаменитой Джейн Гудолл, великой Жительницы (и бытописателя) стада шимпанзе в стране Гомбе, Танзания.[142]

Ваше место в жизни – в иерархии. И у шимпанзе тоже.

Каждый знает свое место, хотя хочется наверх. Как у шимпанзе.

Свобода и равенство – домыслы, не вытекающие из естественной природы человека и сложных систем. Хотя, конечно, красиво.

Жили-были шимпанзе и звали их Голиаф и Майк. Майк был высшим, а Голиаф – низшим. Как мы. Кто выше, кто ниже.

Жили они по всем правилам иерархий, как и мы.

Вот эти правила. Они – из глубины веков, из тьмы. Они у нас в крови.

1) Голиаф понимал, что Майк – величественен. И что он ему подчинен.

2) Майк был дружелюбен, но Голиаф знал, что Майк может его укусить.

3) Подчинение должно быть очевидным. «В конце концов после трехминутной паузы Голиаф быстро приблизился к Майку, припал к земле, громко похрюкивая в знак подчинения, и начал энергично обыскивать его».[143]

Обыскивать – копаться в шерсти, наслаждаясь.

Мы тоже так наслаждаемся.

4) Под Голиафом тоже кто-то есть. Даже в небольших сообществах в иерархиях – несколько уровней. А еще и сети по горизонтали. Сложноподчиненные иерархии, наложенные на сети.

Так живут шимпанзе.

Так живем и мы, отряд прямо мыслящих.

5) Где иерархии, там ниже агрессивность в стаде. Ясно, кто есть кто. Кого можно, а кого – нельзя. А если можно, то – потом.

Голиаф не атакует, а лишь обменивается с другим – таким же – угрозами.

Мы громко лаем друг на друга, но не трогаем. Когда нельзя.

6) Иерархии находятся в движении. Каждый пытается изменить иерархию. Каждый наблюдает, кто слабеет, кто становится сильнее. Иерархии могут устояться на время. Особенно в старших звеньях. «Каждый знает свое место». А потом сразу же все меняется.

Голиаф всегда пробует Майка на прочность. Всегда его подлавливает – а вдруг!

И мы тоже. Всегда карабкаемся наверх. Даже тогда, когда нам так не кажется.

7) Иерархии могут быть устойчивы годами. Каждый год шимпанзе для людей нужно умножить на два.

Майк изображает легкую угрозу, чтобы Голиаф вспомнил, кто есть кто. Голиаф сразу же по привычке подчиняется Майку, хотя тот ослабел и его давно пора скинуть.

Мы тоже боимся даже легких угроз, хотя гриб давно покрылся мхом.

8) «Низшая по рангу особь демонстрирует подчиненный тип поведения, на который другая отвечает успокаивающими жестами».[144]

Да уж.

И мы тоже тихо засыпаем, будучи успокоенными, что всё на месте. Что нас – так же, как и вчера. Спасибо тебе, Майк!

9) Есть статусный язык. Для шимпанзе – похрюкивание. Низший похрюкивает высшему, но не наоборот. Обычно это учащенное похрюкивание, а также «поза подставления и припадание к земле».

Закрыть голову руками – и похрюкивать. Подставиться.

Нет ничего плохого в том, что мы тоже делаем это непроизвольно. Так устроены законы управления человеческим стадом.

10) «Старшие самцы… неохотно похрюкивают в адрес молодых выскочек».

Когда-нибудь Голиаф станет выше Майка, а Майк покроется седым пухом. И тогда Майк, склонив свою голову, первый раз, свой самый первый раз похрюкает Голиафу. И тогда какая-нибудь старая самка шимпанзе скажет себе: «До чего мы дожили!»

Нет ничего святого в мире человеческом.

11) «Негромкий лай, выражающий смягченную угрозу и издаваемый уверенным в себе индивидуумом, – это сигнал, адресуемый только нижестоящим особям».

Лаять. С выражением, с особенным звуком, похожим на выстрелы в лесу.

Лаять – подобно любви. Кажется, что стоишь на горе, озирая окрестности.

12) В Ветхом Завете этого не найдешь. «Стадо шимпанзе – это стадо человеческое». Как велик царь шимпанзе!

Не нужно ничего искать и добиваться.

Не нужно витийствовать.

Есть природа, там лают и похрюкивают – безвинно и безгрешно.

Вместе с нами.

13) Но только представьте себе, что это – Вы, с Вашей свободой воли, с Вашей гордостью, с Вашим чудовищным желанием вырваться из всех иерархий и быть свободным. С Вашим отдельным, всеми ветрами выкрашенным сознанием самого себя. Самопознанием, логикой сущего, самости. Со всеми переизданными фолиантами!

Вы – лично!

И общество, на которое Вы работаете – развитие, рациональность, полный вперед!

14) Да уж. Нет решения.

Мы очень древние существа. Мы во многом не вольны самим себе. Наше общество ведет себя как сумасшедшее. Мы вместе с ним подчинены законам естественного отбора.

И не факт, что он отбирает нас.

15) Кажется, нужно успокоиться. Все в порядке. Я, мы, вы – в иерархии. Я, мы, вы – на ветке. Стадо человеческое – стадо шимпанзе. Ну хотя бы отчасти. Все, что мы можем, – сознавать, как много предопределено животной, сладостной машиной, из которой не вырваться.

16) Во всяком случае, так понимать политику большой страны.

Лаять и похрюкивать, принимая позу подчинения и закрыв голову руками.

Или менять иерархии.

Или жить в одиночку, что в стаде шимпанзе не принято.

Или скорчиться и твердить себе: «Я – не шимпанзе».

Или уйти в земли другие, прекрасные. Там, говорят, шимпанзе мягче и не с такой жесткой корочкой.

Как пробраться наверх, размахивая красным гребнем

«Естественный отбор – бездушная и безжалостная статистическая машина, ей не присущи гуманистические принципы».[145]

Бездушная машина.

Иерархии образуются по агрессивности.

«Для захвата доминантного положения иногда достаточно стать обладателем какого-нибудь символа исключительности или превосходства…