торжеством, с радостью, если бы не заходили еще дальше, обещая непременную радость в конце достигнутой цели. Как будто радость есть свидетельство победы, а страдание – свидетельство поражения, как будто победитель ближе нам, чем страдалец, как будто страдания уменьшают значение подвига и обесценивают его! Как это мнение ошибочно, и как не нужны, как бесполезны и даже вредны попытки смягчать суровость страданий, их боль – обещаниями грядущих радостей. Заслуги этих чистых людей не в том, что они прониклись этими обещаниями, а в той красоте их души, какая не содрогнулась при встрече с страданиями, не отвергла их от себя, хотя и могла бы это сделать, если бы осталась на земле, вместо того, чтобы стремиться в высь, к своей небесной родине, к Вечной Красоте, где царят иные законы, где уже не нужно искать правды, где нет уже одиночества – сферы таких исканий. И, если можно говорить о заслугах этих чистых людей, то менее всего связывая такие заслуги с внешними результатами, какие могут быть, но могут и не быть вовсе, а в чувстве глубочайшего уважения склоняясь пред их личными страданиями. В этих страданиях – центральное место их подвига. Не в конечных результатах победы и даже не в самой победе, а в красоте импульса и героизме духа, в тех нежных движениях души, из коих сотканы ее порывы, делающие самоотвержение величайшим результатом, пред которым бледнеют все прочие, как бы велико ни было их практическое значение. Такое самоотвержение, если и дает радость, то радость иного происхождения, радость, способную охватить в своем сознании самодовлеющую идею Вечной Красоты, но не способную заглушить страданий личной немощи. И чуткая душа княжны Дондуковой тянулась к страданиям своих ближних и шла именно к тем, кто менее всего мог рассчитывать на сострадание, кто не только был одинок и всеми покинут, но и мучился сознанием, что справедливо покинут. Внешняя помощь, действительно, может быть запоздалой и ненужной. Но та помощь, с какою являлась в тюрьмы княжна Дондукова, те движения ее души, какие выражались в ее порывах разделить страдания одиночества тюремных сидельцев и, если не спасти от отчаяния, то хотя бы напомнить им о том, что их страдания находят отклик в ее душе, что они не одиноки, что есть люди, которые помнят и думают о них – эта помощь никогда не может быть запоздалой. И кто знает, сколько несчастных спасено княжною Дондуковой от духовной смерти, сколько страдальцев, глядя на добровольные страдания княжны, познавало значение переносимых ими страданий, начинало видеть в них тот смысл, какой раньше ими не замечался, видеть просветы, загораться надеждою, проникаться верою, чувствовать любовь.

6

Всякий раз, когда я думаю о словах Христа: «Не судите, да не судимы будете», я поражаюсь не только высотою сокрытой в них любви Христа к людям, но и нахожу в них всё новые мысли. Как мало нужно для того, чтобы увидеть недостатки ближнего, и как много нужно для того, чтобы суметь заглянуть в душу другого и сквозь толщу греховных наслоений увидеть в ней отражение образа Божьего. И как часто, осуждая других, мы не только свидетельствуем о том, что сами ничего не имеем, но и отталкиваем от себя, делая именно то, от чего нас предостерегала любовь Христова, во имя нашего же блага.

Умение княжны Марии Михайловны заглядывать в душу другого и видеть в ней то, чего даже он сам не замечал, – было изумительным. Нужно сказать, что, посещая тюремных заключенных, княжна не ограничивала своей заботы о них только беседами с ними, пробуждая у них угасшую веру, вливая надежду, разогревая в ожесточенные сердца любовь к ближнему, но заботилась о них и по выходе из тюрем, пристраивая их на места и обеспечивая им возможность материального существования.

Мне припоминается по этому поводу одна из бесед с Марией Михайловной, когда она, со свойственным ей юмором, рассказывала о том, как часто обращаются к ней с просьбами о помощи и рекомендации разные нуждающиеся люди, и как недоверчиво она относилась к просьбам тех, кто не был в тюрьме… Я невольно рассмеялся, глядя на милую старушку и ее блестящие прекрасные глаза, и оспаривал привилегию тюремных сидельцев на преимущественное к ним внимание, полагая, что большинство его не заслуживает.

Мария Михайловна озарила меня своею улыбкой и, указав на то, что страдания очищают душу, спросила: «А вы знаете историю Никонова?». Я не знал ее. Рассказ Марии Михайловны произвел на меня такое потрясающее действие, показал мне такую бездну страданий, какую не могло создать никакое воображение. Я сейчас еще слышу ее голос и образ Никонова как живой стоит предо мною.

К счастию, история Никонова, равно как и Ушакова, Храмова, Чучанова и др. занесены сподвижницею и верным другом княжны Дондуковой – Еленою Андреевною Вороновою в ее замечательный сборник рассказов «Люди – Братья» (СПб., 1909 г.). Без содрогания, без слез нельзя читать этого сборника. Там не только знание жизни, тонкая наблюдательность и глубокое знание души человеческой, но и более этого – там любовь и притом такая, на какую только способен человек. Я не в силах передать впечатление этих рассказов: эта книжка должна быть прочитана.

Сознательное христианство, проведенное в жизнь, неразрывно с тем состоянием благодушия, какое не только светит, но и греет. Возле таких людей всегда хорошо, и эти люди дороги нам часто только фактом своего существования. Что же должны были чувствовать Никоновы, Чучановы, Храмовы и подобные им страдальцы при одном приближении к ним таких людей, как княжна Мария Михайловна или Елена Андреевна Воронова!

В чем же секрет их влияния?

Княжна Мария Михайловна была слишком убеждена в силе имени Христова, какое знала не только со стороны эстетической, но и стороны Его могущества, в силе молитвы и в личной немощи, чтобы идти к заключенным с готовыми речами, заранее составленными, пользоваться теми шаблонами, за которыми чувствуется вера в себя, в свою силу и призыв верить этой силе.

Вот что она писала в своем дневнике:

«Сын человеческий, Господь наш Иисус Христос после воскресения Своего являлся ученикам, входя в затворенные двери, и когда мы встречаем затворенную дверь сердец человеческих, то имеем чрез Иисуса Христа доступ к сердцам даже ожесточенных людей, когда отказываемся от собственных душевных стараний помочь людям. В телесных болезнях, семейных скорбях нам может подсказать собственное наше чувство, что говорить и делать; но в душевных страданиях ожесточенных преступников и неверующих людей один только Богочеловек Иисус Христос имеет силу изгонять злых духов в той