Бертон пишет, что мекканцы ощущают превосходство над иными мусульманами – и, тем более, над кяфирами. Они считают себя «белой костью» и впадают в ярость от малейшей критики. «Они постоянно твердят о своей исключительности, о своем высоком происхождении… Их спесь проявляется ежеминутно».[346]

По мнению Раттера, жители священного города надменны, жестоки и расточительны. Он называет мекканцев подлыми ксенофобами.[347] Раттера сильно раздражает их извечное чувство «принадлежности к высшей расе». Горожане величают себя «соседями Бога» – и тем не менее создали в Мекке «атмосферу дискомфорта и безнадежности». Раттер находит мекканцев отвратительными, а их жизнь – странной и безумной. Он сравнивает смех горожан со смехом сумасшедших в бедламе.[348] Но, в целом, англичанин убежден, что Мекка – не худшее место на земле, а ее жители являются «самыми скромными из лицемеров».[349]

Европейским мусульманам очень нравились изящные мекканские дома. Черчвард с любовью вспоминает гостиницу, где он остановился, – красивую, светлую, с просторными комнатами, уютным внутренним двором и фонтаном. Коббольд рассказывает, что все дома в Мекке делились на две части – женскую (гарем) и мужскую (селамлик). Посетив один гарем, леди Эвелин пришла в неописуемый восторг. По ее словам, мекканки жили в роскоши и удобстве. Они курили кальян, спали на диванах, обтянутых шелком, разводили цветы и держали милых домашних животных – птиц, кошек и козочек. В гареме также находились пекарня, кухня, прачечная и рабочая комната, где женщины шили и сплетничали.

Однако прелестей мекканских домов было недостаточно, чтобы европейцы положительно отзывались о Городе Аллаха. Черчварда беспокоило отсутствие смеха и музыки. Женщины редко покидали свои жилища. Если это все-таки происходило, то они надевали «бесформенные балахоны». В Мекке было довольно грязно. По улицам ползали ядовитые змеи, пауки и скорпионы. Помимо того, в священном городе всегда дурно пахло. Черчвард и Раттер объясняют это примитивной канализационной системой. Выгребные ямы чистили один раз в год в определенный день. Черчварду повезло пропустить это знаменательное событие, но Раттер стал его свидетелем. Для такой важной задачи принц Фейсал нанял бедных паломников. Они откачали отходы и вылили их за пределами города. Емкости привезли назад в Мекку и оставили на складе. Разумеется, никто ничего не мыл и не дезинфицировал.

Местная еда также таила в себе множество опасностей. В пище часто попадались мухи, волосы, грязь и осколки стекла. Но это было еще не все. Около гостиницы Черчварда один мясник продавал кебабы. Англичанин охотно их ел. Так продолжалось до тех пор, пока его мекканские знакомые не увидели, как мясник заманивает в свою лавку бродячих собак. Когда Черчвард понял, чем питался, его стошнило.[350]

* * *

В 1926 году египтяне, как обычно, отправили в Мекку паломнический караван с махмалом и новой кисвой для Каабы. Хаджи сопровождали египетские солдаты. Согласно традиции, по пути они раздавали нищим еду и мелкие деньги – а также сообщали о прибытии каравана сигнальными рожками. Но ваххабиты запрещали любую музыку – поэтому Абдул-Азиз заранее предупредил египтян о том, что им следует воздержаться от каких-либо звуковых сигналов. Однако на въезде в Мекку солдаты забыли о королевском приказе. Услышав звуки сигнального рожка, ваххабиты начали бросать в паломников камни. Египтяне открыли огонь из ружей. В драке погибли 20 саудовцев и несколько хаджи.

На тот момент в Мекке находился один из сыновей Абдул-Азиза – принц Фейсал (будущий король Фейсал I). Он немедленно вскочил на коня, примчался на место происшествия – и остановил побоище. Избиение паломников было остановлено. Однако после этого инцидента Саудовская Аравия разорвала дипломатические отношения с Египтом и восстановила их лишь спустя 10 лет.

* * *

Бытовые ужасы соседствовали с неоспоримыми достоинствами. В Мекке принимали и обменивали любую валюту. Но банков не было. Вейвелл не смог обналичить чеки и чуть было не остался без средств к существованию. В городе работало одно почтовое отделение, но письма не доставлялись адресатам. Нужно было прийти на почту, закатить скандал и буквально отобрать свое письмо у наглых чиновников. Посылки нередко вскрывались, их содержимое бесследно исчезало.[351] На покупку простой марки уходила целая вечность. Вторая марка продавалась на усмотрение почтмейстера. Он мог и отказать, если клиент ему не нравился.

Посетив Аль-Харам и помолившись, Черчвард отправлялся на прогулку. Его забавляло, как торговцы зазывают покупателей. Один кричал: «Отличные часы, клянусь Аллахом!» Другой: «Жемчужины, райские жемчужины!» Третий:

«Лимоны для истинных верующих!»[352] Полуголые мускулистые водоносы, сновавшие по рынку, также являли собой занятное зрелище. Черчвард даже нашел в Мекке смех. Он забрел в кафе на окраине города, где мекканцы играли в шахматы и слушали хакавати (народных сказителей).

Европейцев удручало то, что в Мекке распространено рабство, Невольничий рынок пользовался большой популярностью, Торговля велась открыто. Рабов выставляли в специальных павильонах. Потенциальный покупатель мог ощупать невольника, осмотреть его зубы или иным образом убедиться, что тот здоров. Рабы, склонные к порокам либо имевшие дурной характер, стоили очень дешево. Вообще цены были довольно низкими. За хорошего невольника просили от 4 до 20 фунтов стерлингов. Раттер обнаружил, что в Мекке много старых и увечных рабов. Они не могли трудиться, и хозяева бросили их на произвол судьбы. Несчастные просили милостыню и зачастую умирали прямо на улице.[353]

Раттер изучал фикх. Ситуация в священном городе поставила его в тупик. Действительно, соблюдение норм исламского права приводит к полному уничтожению рабства. Согласно Корану, освобождение невольника – это один из лучших поступков в глазах Аллаха. Но Мекка жила по собственным законам. Черчвард был потрясен, узнав, что рабы составляют 2/3 городского населения. Он предложил знакомым мекканцам подписать петицию против рабства – и, разумеется, получил отказ.

Коббольд также испытала шок, увидев, что невольники есть в каждом доме. Пытаясь преуменьшить масштабы катастрофы, она заявила, что рабы «абсолютно счастливы». Мекканцы якобы воспринимали их как членов семьи, В подтверждение своих слов леди Эвелин приводит трогательный пример. Старушка-рабыня хотела оттаскать за уши Абдуллу – сына хозяина. Рослый Абдулла подхватил ее и поцеловал. Хочется верить в правдивость этой истории. Но в то же самое время сотни невольников погибали от голода и побоев, а также подвергались истязаниям со стороны владельцев.

Помимо рабства в Мекке процветало невежество. Местные суеверия упоминаются во всех европейских отчетах. Раттер рассказывает, как мекканцы лечились. Они переписывали на лист бумаги стих из Корана и вымачивали бумагу до тех пор, пока чернила не смывались. Больной должен был помолиться, выпить подчерниленную воду – и выздороветь.

Мекканцы не знали элементарных вещей, широко известных к первой четверти XX века. Когда Раттер находился в священном городе, произошло лунное затмение. Его спросили: «Какая луна ярче? Ваша в Дамаске или эта?» «Луна одна, – ответил Раттер. – Та, которую мы сейчас видим, – это та же луна, которую видят сирийцы, египтяне, индийцы и люди всего мира». Горожане не поверили. Тогда Раттер сослался на аят, где о луне говорится в единственном числе: «Не поклоняйтесь солнцу и луне, а поклоняйтесь Аллаху, который сотворил их, если вы Его почитаете!» (Коран 41:37). После жаркой дискуссии мекканцы согласились с тем, что луна одна.

Черчвард прибыл в Мекку, когда в небе появилась комета Галлея, Горожане считали, что путнику, «пришедшему с такой звездой», сопутствует удача, Черчвард сказал: «Это совпадение. Люди вычислили периодичность, с которой комета пролетает над землей». «Покайся! – закричали разгневанные мекканцы. – Это дело Аллаха, и люди ничего об этом не знают!»

Также Черчвард рассказывает историю индийского паломника, который привез в Мекку фонограф. Он хотел немного заработать, чтобы оплатить хадж. Индиец стоял на базаре, и фонограф проигрывал разные мелодии. Собралась толпа. Горожане с удовольствием слушали музыку. Но когда пилигрим попросил денег, мекканцы закричали: «Злые духи вошли в Город Божий!» Хаджи арестовали и притащили к судье. Кади велел продемонстрировать, как работает «дьявольская машина». Желая смягчить обвинителей, индиец запустил песню, восхваляющую пророка Мухаммеда. Но судья страшно