применил свою математику к возмущениям Земли, вызванным Венерой и Луной; исходя из этих колебаний, он оценил массу Венеры в 66,7 процента, а Луны — в 1,49 процента от массы Земли; наши современные цифры — 81,5 и 1,82 процента.

В 1757 году астрономы Европы начали следить за возвращением кометы, предсказанной Галлеем. Для руководства наблюдениями Клейро взялся вычислить возмущения, которым подверглась комета при прохождении мимо Сатурна и Юпитера. Он вычислил, что эти и другие воздействия замедлили ее движение на 618 дней, и сообщил Академии наук, что комета будет находиться в перигелии (ближайшей к Солнцу точке) примерно 13 апреля 1759 года. Наблюдатель-любитель заметил ее на Рождество 1758 года; перигелий она прошла 12 марта 1759 года, на тридцать два дня раньше, чем рассчитывал Клейро. Тем не менее это событие стало триумфом науки и временным ударом по суевериям. Клейро представил свои исследования по этому вопросу в книге «Теория движения кометов» (1760). Его успехи и огромное личное обаяние сделали его приманкой для соперничающих салонов. Он часто посещал их и умер в возрасте пятидесяти двух лет (1765). «Ни один французский эрудит этого века не заслужил большей славы».

Было еще много людей, которых история должна увековечить, хотя перечисление всех было бы бесполезным. Это и Жозеф Делиль, изучавший пятна и корону Солнца и основавший Санкт-Петербургскую обсерваторию; и Николя де Лакайль, отправившийся на мыс Доброй Надежды в Академию наук. Петербургскую обсерваторию; Николя де Лакайль, который отправился на мыс Доброй Надежды по поручению Академии наук, провел десять лет (1750–60), составляя карты южного неба, и умер от переутомления в сорок девять лет; Пьер Лемонье, который отправился с Мопертюи в Лапландию в двадцать один год, в течение пятидесяти лет проводил исследования Луны, анализировал движения Юпитера и Сатурна, наблюдал и записывал Уран (1768–69) задолго до того, как Гершель открыл его как планету (1781). Жозеф де Лаланд, чей «Трактат по астрономии» (1764) охватывал все отрасли этой науки, преподавал ее в Коллеж де Франс в течение сорока шести лет и учредил в 1802 году премию Лаланда, которая до сих пор ежегодно присуждается за лучший вклад в астрономию. А Жан Батист Деламбр, определивший орбиту Урана, стал преемником Лаланда в Коллеже и дополнил экуменическую экспозицию Лаланда историей астрономии в шести кропотливых томах (1817–27).

5. Лаплас

Родился (1749) Пьер Симон Лаплас в семье среднего класса в Нормандии и стал маркизом Пьером Симоном де Лапласом. В школе он впервые отличился своими благочестивыми теологическими сочинениями, а в наполеоновской Франции стал самым убежденным атеистом. В возрасте восемнадцати лет его отправили в Париж с рекомендательным письмом к д'Алемберу. Д'Алембер, который получал множество подобных писем и сбрасывал со счетов их хвалебные отзывы, отказался с ним встречаться. Решившись, Лаплас обратился к нему с письмом об общих принципах механики. Д'Алембер ответил на него: «Месье, вы видите, что я не обращал внимания на рекомендации. Вы не нуждаетесь в них; вы сами представили себя лучше. Мне этого достаточно. Моя поддержка — ваша заслуга».61 Вскоре, благодаря влиянию д'Алембера, Лаплас был назначен преподавателем математики в Военной школе. В более позднем письме к д'Алемберу он проанализировал свою собственную страсть к математике:

Я всегда занимался математикой по вкусу, а не из желания приобрести тщеславную репутацию. Мое самое большое удовольствие — изучать походы изобретателей, видеть, как их гений справляется с препятствиями, с которыми они столкнулись и которые преодолели. Затем я ставлю себя на их место и спрашиваю себя, как бы я справился с теми же препятствиями; и хотя в подавляющем большинстве случаев такая замена унижает мое самолюбие, тем не менее удовольствие радоваться их успехам сполна возместило мне это небольшое унижение. Если мне посчастливилось что-то добавить к их работам, я приписываю все заслуги их первым усилиям».

В этой сознательной скромности мы обнаруживаем некоторую гордость. В любом случае амбиции Лапласа были грандиозно нескромными, ведь он взялся свести всю Вселенную к одной математической системе, применив ко всем небесным телам и явлениям ньютоновскую теорию тяготения. Ньютон оставил космос в ненадежном состоянии: по его мнению, он подвержен нарушениям, которые нарастают со временем, так что Бог должен время от времени вмешиваться, чтобы снова все исправить. Многие ученые, как и Эйлер, не были убеждены в том, что мир — это механизм. Лаплас предложил доказать это механически.

Он начал (1773) с работы, в которой показал, что изменения средних расстояний каждой планеты от Солнца поддаются почти точной математической формулировке, а значит, являются периодическими и механическими; за эту работу Академия наук избрала его ассоциированным членом в возрасте двадцати четырех лет. Отныне Лаплас, с характерными для великих людей единством, направленностью и упорством цели, посвятил свою жизнь сведению одной за другой операций Вселенной к математическим уравнениям. «Все эффекты природы, — писал он, — являются лишь математическими следствиями небольшого числа неизменных законов».

Хотя его основные работы появились только после революции, их подготовка началась задолго до этого. Его «Изложение системы мира» (1796) было популярным и немеханическим введением в его взгляды, отличалось ясным и беглым стилем и воплощало его знаменитую гипотезу (предвосхищенную Кантом в 1755 году) о происхождении Солнечной системы. Лаплас предложил объяснить вращение планет и их спутников, предположив существование первобытной туманности из горячих газов или других мельчайших частиц, окутывающей Солнце и простирающейся до самых отдаленных уголков Солнечной системы. Эта туманность, вращаясь вместе с Солнцем, постепенно остывала и сжималась в кольца, возможно, подобные тем, что сейчас видны вокруг Сатурна. Дальнейшее охлаждение и сжатие этих колец привело к образованию планет, которые затем, в результате аналогичного процесса, обзавелись своими спутниками; в результате подобной конденсации туманностей могли возникнуть звезды. Лаплас предполагал, что все планеты и спутники вращаются в одном направлении и практически в одной плоскости; в то время он не знал, что спутники Урана движутся в противоположном направлении. Эта «небулярная гипотеза» сейчас отвергнута как объяснение Солнечной системы, но широко принята как объяснение конденсации звезд из туманностей. Лаплас изложил ее только в своей популярной работе и не относился к ней слишком серьезно. «Эти предположения об образовании звезд и Солнечной системы… я представляю со всем недоверием, которое должно внушать все, что не является результатом наблюдений или расчетов».

Лаплас обобщил свои наблюдения, уравнения и теории, а также почти всю звездную науку