Шрифт:
Закладка:
Шолохов снова, как и в случае с прошлой экранизацией, будто бы уводя следы подальше от Каргинской и близлежащих хуторов, отправил режиссёра искать натуру в сторону Миллерова и Каменска-Шахтинского. И с теми городками у Шолохова было связано множество воспоминаний – но, конечно же, не там проистекали события «Тихого Дона».
Основным местом натурных съёмок выбрали и утвердили хутор Диченский в Каменском районе. Там же, где и прошлый фильм снимали.
* * *
С Лилей – с его золотой, украинской, татарской Искрой, – всё шло мучительно, больно.
Она приезжала в Ростов-на-Дону. Встречались в гостинице.
Она хотела стать его женой.
Он хмурился, искал выход – а выхода не было.
Задумал ей в подарок сказку: снять под Черниговом хату и всё лето прожить там вдвоём. Но что-то помешало уехать в июне, потом в июле, потом в августе.
Ломалась и сыпалась его незаконная любовь.
В августе украинский журналист Кокта привёз последнее её письмо в станицу Вёшенскую. Шолохова видели сидящим над Доном, где он мелко-мелко разорвал это письмо и пустил по воде.
Всё было кончено.
Лиля познакомится в поезде с молодым дипломатом и уедет с ним на Цейлон. Нажитый сын Миша вырастет на стороне: ещё один незаконный Шолохов понесёт эту метку дальше.
Законный сын Александр вспоминал, как в те дни зашёл рано утром к отцу в кабинет, а он лежал ничком и страшно рыдал: всё тело сотрясалось, как в лихорадке.
Сын испугался и неслышно прикрыл дверь.
Скоро Шолохов ушёл в жестокий запой.
* * *
3 сентября 1955 года и.о. начальника Четвёртого управления Министерства здравоохранения СССР Пётр Приданников отправил заместителю заведующего Отделом науки и культуры ЦК Павлу Тарасову медицинское заключение: «Тов. Шолохов М. А., 1905 г. рождения, страдает хроническим алкоголизмом. Пьёт много (две-три бутылки коньяка в сутки) и запоем. Особенно злоупотребляет алкоголем в последние несколько лет.
На почве хронической алкогольной интоксикации у тов. Шолохова М. А. развиваются цирроз печени, кардиосклероз, общий атеросклероз и гипертоническая болезнь.
Обычные увещевания и попытки заставить тов. Шолохова М. А. провести необходимое лечение успеха не имели.
Тов. Шолохов М. А. нуждается в принудительном лечении в специальном лечебном учреждении. Дальнейшее злоупотребление алкоголем приведёт к необратимым последствиям и гибели больного».
6 сентября 1955 года секретариат ЦК рассматривал вопрос состояния Шолохова и вынес, за подписью Суслова, постановление.
«1. В связи с медицинским заключением Четвёртого управления Министерства здравоохранения СССР о серьёзном ухудшении состояния здоровья т. Шолохова М. А., признать необходимым проведение лечения т. Шолохова М. А.
Предложить Министерству здравоохранения СССР обеспечить надлежащее лечение т. Шолохова.
2. Обязать т. Шолохова М. А., как члена партии, строго выполнять режим, установленный для него на период курса лечения».
Шолохова уложили в больницу, но принимать лекарства он отказался.
Отлежался месяц на капельницах.
Выйдя, тут же впал в новый жесточайший запой.
У ЦК управы на него не было.
Здоровье ему было дано – как Мелехову: нечеловеческое.
Он должен был умереть от контузии.
С такими запоями другой человек не выдержал бы и года.
Но Шолохов жил, возвращался в сознание, брался за работу.
Кажется, он знал, почему пил. Он уже не мог так просто запомнить все те тысячи новых интонаций, слов, положений, красок, запахов, как раньше. Засунешь руку в мешок памяти – а там стёршиеся, чужие какие-то вещи.
Он был взрослым уже в 17, он в 25 и в 35 был совсем молодым, почти юным, а потом он сразу стал – старик, в один год. Кажется, в тот самый, посреди войны. Просто осознание пришло чуть позже.
Он больше не мог писать так, как умел раньше.
В 1955 году Шолохов дал согласие на публикацию книги «Донские рассказы», которую не публиковал тридцать лет.
Все эти тридцать лет он знал, что может писать лучше.
Теперь вдруг понял: лучше, наверное, уже не может. Иначе ещё может. Но тот дерзкий, юный голос – не вернуть.
Так себе открытие.
В «Донских рассказах» править ничего не стал: хотя мог бы пройтись опытным пером. Как написались когда-то – пусть так и живут. Их сочинял другой человек в другие времена.
* * *
На роль Натальи, жены Григория, Герасимов взял свою ученицу Зинаиду Кириенко.
В январе 1956-го она приехала к Шолоховым. Михаил Александрович и Мария Петровна смотрели на неё, как Пантелей Прокофьевич и Василиса Ильинична на будущую невестку. Угощали, расспрашивали обо всём, любовались. Так, в очередной уже раз, роман заходил в жизнь, а жизнь путалась с романом.
Зина им понравилась.
На роль Григория Мелехова к январю 1946-го пробовались уже 2–3 актёра в день: спешили и всё равно не могли найти.
Очередной претендент подвернулся случайно. 39-летний артист Пётр Глебов был приведён поиграть в массовке своим молодым товарищем – актёром Александром Швориным. Шворин являлся основным кандидатом на роль Григория.
Никакого беркутиного носа у Глебова на самом деле не было. Обычный, русский, уточкой нос. Как Григория его никто и не собирался рассматривать.
В один день недовольный Герасимов шёл по павильону, случайно поймал взгляд неизвестного ему актёра, подошёл, всмотрелся…
– А ну-ка, загримируйте мне его!
Это был Глебов. Он происходил из дворянского рода. Бабушка его была княжна Софья Трубецкая. Крёстным отцом Пушкина был один из представителей рода Глебовых.
Герасимов расспросил Глебова: кто он, откуда?
Воевал; с лошадью умел обращаться – без седла ездил; наконец, он ещё и Абрикосова знал – тот дружил с родителями Глебова.
Последнее слово, конечно, оставалось за Шолоховым. Без его решения никто утверждён быть не мог.
На роль Листницкого предварительно назначили актёра Игоря Дмитриева. Как и Герасимов, полукровка, – еврей по матери, – Дмитриев был очень похож на герасимовского брата в молодости – того самого, командира колчаковского полка. Но об этом Герасимов не сказал никому.
Писатель работал со своими семейными тайнами, режиссёр – со своими.
* * *
В один из первых февральских дней 1956 года в доме Шолоховых раздался звонок.
Молодой, красивый женский голос спросил:
– Могу я услышать Михаила Александровича?
Позвали отца к телефону.
– Я хочу сыграть Аксинью, – объявила она ему сразу же.
– Да что ты, доченька? – сказал Шолохов, покашливая.
Он догадался, кто это, и сразу вспомнил лицо.
В январе 1956-го Герасимов отправлял Шолохову, в числе иных претенденток, её фотографию. Вся шолоховская семья рассматривала многочисленные фото, выбирая. И все тут же указали на эту актрису: она, она!..
Шолохов, впрочем, решил не торопиться – по фотографии было не определить.
– Приезжайте на пробы, если хотите, – сказала она строго.
Он засмеялся.
27-летняя актриса Элина
