- Не надо... - просил юноша, но его не слушали.

- Ты не уйдешь, - отчеканил строгий резкий голос.

Альдинг?.. Зачем он, за что? Почему?

Еще ладонь, еще и еще. Безжалостные, властные руки - Ханна, брат Жан, даже Андреас.

- Не нужно - ради меня...

Его не слушали, его попросту тащили, как щенка из проруби, выуживая из ледяной тьмы. Только сил у непрошеных спасителей не хватало, и Араон пытался стряхнуть их, оттолкнуть прочь, он не хотел, чтобы и их выпили до дна - ради него. Пусть оставят в покое, позволят упасть и утонуть, он же сделал все, что хотел, а этим-то что надо? Зачем?!

Силы им не хватало, всем четверым, и Араон уже чувствовал, как их, стоявших за спиной, нащупывает вопрошающий взгляд: "Вы - готовы?", и не мог никак оттолкнуть, загородить собой, запретить.

- Вы готовы?

- Да, - звонкий девичий голос.

- Да, - спокойный - Андреаса.

- Да, - тревожный - брата Жана.

- Нет! - злой, полный ненависти - Альдинга...

...и полетел серебряный аркан, захлестывая руки золотоглазых богов.

Серебряный клинок - против золотого, удар, искры, оглушительный звон.

Река обратилась вспять, повинуясь приказу - и Араон почувствовал, как возвращается к нему отданное, возвращается не целиком даже, сторицей, а тот, кто недавно забирал, чтобы сотворить чудо - пытается вырвать руки из аркана, освободиться, оборвать связь.

Боги отдавали не чужое, потраченное на чудо - свое. Против воли.

Это тоже было несправедливо, и Араон пытался оттолкнуть непрошеных спасителей, перестать быть мостиком, что связывал людей и богов.

Только его никто не спрашивал, трое дерзких делали то, чего хотел от них Альдинг, а северянин вершил свою справедливость, и она была - такова.

Тело обретало плоть, наливалось прежней силой - юноша даже и не подозревал, что в нем ее было столько, а кости, мышцы, связки впитывали чужую влагу, словно земля после засухи - первый ливень.

С огромным усилием кареглазое божество разорвало оковы, обожгло всех гневным взглядом, и отступило, пропало из виду... не грозя карой, скорее уж, недоумевая - почему, за что?

- А я так надеялся от вас отдохнуть, молодые люди... - со вздохом сказал герцог Гоэллон.

Маленький владелец школы ошибся.

Меньше часа назад, в доме Клариссы, Фиор получил от невидимой руки увесистую оплеуху, которая едва не сбила и его, и остальных с ног. После этого под ложечкой образовалась сосущая пустота, а за спиной стало холодно, словно под плащ задувал зимний ветер. По дороге в Шеннору это противное чувство ослабело, а потом и вовсе прошло - потихоньку, незаметно.

По короткой реплике Тейна Фиор понял, что герцог Гоэллон преуспел в своем начинании - а из предшествовавшего объяснения узнал, что насчет сизоглазой тени можно не беспокоиться. "Это существо никому больше не угрожает, - сказал, с хрустом прогибая пальцы, маленький сеориец, бывший "заветник". - Можете о нем забыть навсегда. Остался другой, но тут мы ничего не можем поделать, господин герцог. Это сделает герцог Гоэллон..."

Герцог Алларэ не понимал, почему сразу поверил ему. Тщедушный владелец трех легендарных школ знал, о чем говорил, и знал давно: и о двух чужих богах, и об их планах, и о золотой крови. Был обо всем осведомлен - и молчал. Сколько еще в Собране таких, ведающих и молчащих? Сколько тех, кто думает, что все понимает - как архиепископ Жерар, как герцог Скоринг - и ошибается именно потому, что знающие молчат?

Тогда это еще казалось неважным. Прошло не больше часа, и Фиору мучительно захотелось встряхнуть мэтра за воротник; он бы так и поступил, когда б не требовалось делать совсем другое.

Для начала - стоять на ногах.

Потом - идти.

Идти, не обращая внимания на то, что окружающее плывет перед глазами и расслаивается на упругие тонкие ленты, никак не связанные между собой. Все, что было обитаемым миром, стало пучком лент, развевающихся по ветру. Все, что казалось твердым, оказалось бесформенным, плотное - прозрачным, прозрачное - бесплотным, а через распавшееся на обломки сущее бил ослепительный пронзительно-синий свет...

Все это было некстати, невозможно некстати, хуже и не придумаешь.

Господин комендант Геон поначалу попросту велел не пускать королевского представителя, регента и сопровождающих в ворота. Обещание Гильома привести полк городской стражи произвело на него впечатление, Геон приказал открыть, даже вышел сам, придирчиво оглядывая пришедших, словно пытался высмотреть некие свидетельства государственной измены.

Фиор предоставил право вести разговор королевскому представителю.

- Я говорю от лица его величества, - скипетр Гильом держал прямо перед носом коменданта. - Считайте, что вам приказывает сам король. Здесь же его регент. Господин Геон, я отстраняю вас от командования крепостью. Отдайте ключи и отправляйтесь в свои покои.

- Устав позволяет мне подчиниться только королю и главе тайной службы. Он же приказал до полуночи не впускать любых посторонних, кем бы они ни были. Вы не король, господин казначей, и господин регент - не король, - толстяк был бледен, виски намокли от пота, но он изо всех сил старался держаться уверенно. Если бы он еще не был почти по пояс Гильому и по грудь Фиору. - Я впустил вас только чтобы сообщить это. Покиньте крепость, господа, или я вынужден буду применить силу.

- Силу, - Гильом слегка повел плечом, - вынужден буду, - коменданта взяли за ухо, развернули вокруг своей оси и перехватили за горло, - применить я.

На башне кто-то коротко крикнул, Фиор не услышал - нельзя было, - но кожей почувствовал скрип арбалетных тетив, впивающиеся в грудь злые взгляды опытных стрелков. Он шагнул в сторону, загораживая собой Клариссу.

- Опустите оружие! - велел невидимым арбалетчикам Аэллас. Голос разнесся по всему двору, ударился о серый камень. - Я - королевский представитель! - свободной рукой он поднял к небу королевский скипетр; герцогу Алларэ показалось, что по камням побежали золотистые блики. - Господин Геон нарушает волю короля! Все его пособники будут наказаны! Я приказываю спуститься ко мне его старшему заместителю.

Пятиминутная заминка - придушенный комендант тяжело дышал, обвисая на руке Гильома, пот катился по лицу уже струями, - и