Пока моя голова сохнет, я напяливаю чистую одежду. Знакомая ткань приятно гладит кожу. Я снова выгляжу нелепо, но теперь мне это даже нравится.

Мы пожелали друг другу спокойной ночи, и я нехотя вернулся в свою комнату. Нужно придерживаться приличий. Он дал тебе снова поспать в своём доме, дал свою одежду. Нужно быть вежливым и радоваться тому, что теперь он не на расстоянии в пятьдесят миль, а всего в паре метров. Этого достаточно.

Я лёг в постель, выключил свет и закрыл глаза.

Мои фантазии унесли меня на порог сна, но как только в них появился Майкрофт, глаза открылись. Я вздохнул и перевернулся на спину. Тёмный потолок показывал мне искажённые образы всяких ужасов, но между ними проскакивал светлый образ политика.

Я сел в кровати и включил телефон. Едва полчаса прошло. Боже, да как же мне заснуть?

Не делай этого. Помнишь, что было когда ты так же в полночь пошёл в комнату Джима? Да. Мы занялись сексом.

Я встал и вышел в коридор. Дом был тих, дом был пуст. Почти.

Перед тем как постучать в дверь комнаты Британского Правительства, я отругал себя за такое поведение. А затем легко постучал.

Наверняка он уже спит, а я его разбужу и буду последним засранцем.

Что мне сказать? Что мне приснился кошмар? Что я снова не могу уснуть? Ох, какой же я идиот.

Неожиданно я услышал голос за дверью. Он звучал отдалённо и было непонятно, что именно было сказано, но в любом случае я уже стал отворять дверь.

Сначала я удивился, увидев пустую расправленную постель. Но, заметив раздуваемый ветром тюль, понял, что политик на балконе.

Дверцы были распахнуты до предела, и я сразу увидел спину Майкрофта. Он стоял в халате возле перил. Я едва слышно подошёл к нему и пристроился сбоку. Он смотрел на огни города впереди, а я на него.

Звёзды прекрасно различались в этой местности, а месяц луны был слегка задёрнут облаками. Ночной воздух тут же взбудоражил меня, проник в лёгкие, смешался с организмом, и заставил меня поверить, что всё возможно.

— Почему не спишь? — спросил я.

— А ты почему?

Встречный вопрос раскалил моё лицо. Я смущался, потому что понимал, что Холмс всё прекрасно знал. Сложно не стать для него открытой книгой.

Он не терял своего достоинства и королевского вида, когда на нём не было костюма. Надень на него мешок из-под картошки, — он всё равно сможет достойно выступить перед Королевой. А если вовсе и без мешка?..

— Пытался избавиться от навязчивых мыслей. — сказал я, кидая на Холмса очередной взгляд «исподтишка». — Но мне начинает казаться, что это невозможно. — признаюсь я. — Они будто уже стали частью меня.

— Ты сам заключил, что остаётся лишь не давать им воплощения. — припомнил политик.

— Но они меня всё равно… терзают. Именно потому, что я не даю им стать исполненной идеей.

Когда Майкрофт глядит на меня с интересом учёного, мне становится легче. Словно есть лекарство. Холмс не может не придумать его. Наверняка, об этом он и думал.

Я резко сменил тему. Заговорил о созвездиях в надежде, что политик начнёт очередную лекцию. Он и начал. Рассказал о том, почему и как читали звёзды в древние времена. Мне было хорошо стоять и слушать его. Пусть бы вечность.

— Ты уже замёрз. — замечает Холмс, оглядывая меня.

Я этого не заметил, увлёкся его рассказом, который перенёс меня куда-то в поднебесье. Но как только моя душа вернулась в тело, я ощутил, что слегка дрожу.

— Слегка. — говорю я, растирая руки.

— Пора возвращаться. — мягко произносит политик.

Мы заходим обратно в комнату. Я понимаю, что мне придётся снова вернуться в свою. Холмс запирает двери балкона, а в каждом моём шаге протест. Я несколько раз оборачиваюсь, уже не скрывая своего желания. Отдал бы всё, чтобы ещё раз лечь в постель, что совсем рядом.

В темноте, слегка размытой лунным светом, я вижу блеск глаз политика. Его фигура двигается к кровати, а затем останавливается. Я делаю ещё один шаг в сторону выхода, но снова останавливаюсь. В воздухе витает неловкость и невоплощённые желания.

— Если хочешь, — раздаётся голос. — можешь принести свою подушку.

Моя реакция на эти слова совпадает с реакцией на последнее сообщение Холмса. Я киваю и, стараясь не бежать, выхожу из комнаты. Мои руки начинают дрожать, но уже не от холода. Где-то в мыслях проскальзывает интуитивное предположение, но я стараюсь не хвататься за него.

Майкрофт уже в постели. Я аккуратно сажусь рядом, накрывая ноги принесённым одеялом. Наши взгляды пересекаются, и мой по глупости ретируется. Нельзя показывать своё смущение. Нужно быть серьёзным, дать понять, что я ничего не стесняюсь и настроен решительно. Я взрослый и разумный.

Но реакция моей нервной системы и тела говорит об обратном.

Мы лежим в тишине. Глаза политика открыты и, по-моему, обращены к потолку. Мы оба словно ждём чего-то. Я начинаю путаться. Поведение Холмса странное. Я кидаю на него один быстрый взгляд за другим. Бесконтрольно.

Стоп. СТОП. Если Майкрофт всё прекрасно видит и знает, то почему он позволил мне остаться на ночь, а потом позвал в свою постель?

Волна жара и мурашек неожиданно обрушилась на меня, отчего улыбка сама собой проступила на лице. Приятная дрожь, треволнение и безумные идеи.

Когда в мой мозг поступает достаточная порция кислорода, я придумываю следующий ход.

— Помнишь, на мой день рождения ты дал мне одно желание? — я еле-еле впихиваю в свой голос фальшивое спокойствие.

— Да. — подтверждает политик.

Я сглатываю огромный ком слюней, стараясь быть тише.

— Помнится, я его так и не истратил.

Ужасно неловкий диалог, цель которого ясна обоим сторонам, но мы почему-то всё равно продолжаем вести друг друга словами.

— И чего ты хочешь?

Я улыбаюсь этому вопросу. Наконец-то улыбаюсь ему, а не закатываю глаза и не злюсь. И поэтому следующие слова я произношу легко, без преодоления своих барьеров.

— Чтобы ты поцеловал меня.

Лёгкие снова жжёт от того, что я слишком сильно напряг тело и перестал дышать. Не хочу поворачивать голову, не хочу видеть его лицо. Мне страшно.

Тишина длится секунд пять. Сейчас Холмс вздохнёт и скажет, что это невозможно по многим причинам. И главная: он никогда этого не захочет.

Я был уверен в этом, поэтому когда Майкрофт приподнялся на локтях, я