этом покушении и на этот день уехал в Кронштадт, где в случае смерти Государя он объявил бы себя Императором при содействии флота…».

В феврале 1881 года Александр II собрал совещание по обсуждению проекта министра внутренних дел М.Т. Лорис-Меликова. Проект этот был во многом схож с планом преобразования Государственного Совета Константина Николаевича. В литературе по этой проблеме сложилось мнение о влиянии проекта Великого Князя на «конституцию» Лорис-Меликова. Новый проект не успели утвердить: убийство Александра II прервало карьеру многих реформаторов. Для Константина Николаевича это была личная трагедия – потеря брата, друга, близкого человека и соратника.

С воцарением Александра III, питавшего неприязнь к своему дяде, деятельность Константина была обречена. Великий Князь не питал на этот счет никаких иллюзий. «Кажется, мои акции плохи», – сказал он Е.А. Перетцу (1927).

Через Высших представителей администрации Константину Николаевичу было передано устное предложение нового Императора – пожелание о «заслуженном отдыхе…». «Если в виду теперешних новых обстоятельств долговременная 37-летняя служба, в которой я, по совести, кое-какую пользу принес, оказывается более не нужной, то повторю, прошу Его Величество ни чем не стесняться и уволить меня от тех должностей, какие ему угодно». Трудно не оценить достоинство, с которым написано это письмо. Между строк читается обида человека, столько сил отдавшего служению России. В конце письма – констатация факта: «Моя политическая жизнь этим кончается…» (ГАРФ. Ф. 722, оп. 1, д. 302, л. 13–14).

Александр III добился своего. Испытывая терпение дяди и выдержав паузу, он получил от Константина «добровольное прошение» об увольнении. 13 июля 1881 года последовал Высочайший указ Государственному Совету: «Снисходя к просьбе Его Императорского Высочества Государя Великого Князя Константина Николаевича Всемилостивейше увольняем Его Высочество от должностей Председателя Государственного Совета, Председательствующего в Главном комитете об устройстве сельского состояния и Председателя Особого Присутствия о воинской повинности, с оставлением в званиях Генерал-адмирала, Генерал-адъютанта, а также в прочих должностях и званиях» (ГАРФ. Ф. 722, оп. 1, д. 10, л. 9). Председателем Государственного совета был назначен легко идущий на компромиссы Великий Князь Михаил Николаевич, младший брат Константина, а морское ведомство возглавил брат царя, Великий Князь Алексей Александрович.

50-летний юбилей пребывания в звании генерала-адмирала отмечался 22 августа и был проведен на редкость торжественно, хотя в Петербург Константин не поехал. Еще в начале лета он написал А.В. Головнину о своем заветном желании провести юбилей в Крыму и получить в подарок портреты отца и брата, Императоров Николая I и Александра II. Конечно, Александр Васильевич доложил об этом желании царю, которого просьба вполне устроила. В Ореанду была направлена представительная депутация, которая везла Константину Николаевичу Высочайший рескрипт, пожалованные портреты Николая I и Александра II, осыпанные бриллиантами («для ношения на груди»), и складень с изображением Николая Святителя Чудотворца, Благоверного Князя Александра Невского и равноапостольного царя Константина с надписью: «От преданных и благодарных». Константин Николаевич остался доволен подарками, отправив Императору благодарственную телеграмму (Барковец А.И., Чиркова Е.А., 2002).

Люди разных политических воззрений, новый Император и его дядя имели в прошлом немало личных столкновений, причем, не будучи тонкими дипломатами, никогда не скрывали этого. Вот как комментировал возникшую ситуацию Г.К. Романов (2001): «При всех положительных качествах, у деда был тяжелый и резкий характер, и потому многие его не любили. К сожалению, в их числе был и Александр III, с которым, как я слышал, дед порой обращался резко, когда тот был наследником. С воцарением Александра III окончилась государственная служба деда, которую он добросовестно нес в продолжение тридцати семи лет. С тех пор он почти всегда жил в своем имении Ореанда, на южном берегу Крыма. Иной раз уезжал за границу, а также наезжал в Петербург и Павловск…». Существует мнение, что одним из поводов удаления Великого Князя с ведущих постов была поддержка, которую он оказывал светлейшей княгине Юрьевской, которую игнорировали почти все родственники Александра II. Известно, что Константин Николаевич в октябре 1875 года стал крестным отцом Бориса, второго сына Екатерины Михайловны (Белякова З.И., 2004).

Как это нередко бывает, яркого, талантливого администратора сменил инертный, недалекий… Возглавив морское ведомство при Александре III, его брат Алексей[230] стал полной противоположностью вездесущего предшественника, которого постоянно видели на верфях, в Адмиралтействе, с инспекциями в портах, на заводах-изготовителях, в дальних и близких плаваниях. Казалось, даже море Алексей Александрович разлюбил, предпочитая ему сушу, в дела не вникал, сопротивлялся разумным реформам, его знание морского дела застряло на временах парусников. И если флот все же удавалось содержать в боевом порядке, то не благодаря, а вопреки новому генерал-адмиралу.

Подводя итоги года, Морской министр адмирал И.А. Шестаков огорченно писал 26 декабря 1883 года: «Итоги неутешительны. Затронул множество вопросов и ни одного не привел к концу <…>. Помощники меняются, привыкли перебиваться с делом со дня на день и положительно имеют девизом: “казенного дела не переделаешь”. Со стороны Великого Князя ни малейшей поддержки. Не о том думает. Весьма трудно подвинуть на решимость». Другие записи уже тоскливо удручающи, например, от 27 июня 1884 года: «Видел Великого Князя. Просто бесит своею леностью и равнодушием. Он вспоминает, что был исправным офицером и посмеивается… Великий Князь Алексей, по-видимому, равнодушен к флоту и судьбам его. К чему же у него сердце?» Проходили годы, а впечатления о главе Российского флота не менялись. Так, в 1885 г. сделан вывод: «…не любит Алексей затруднительных положений. Индифферентизм Великого Князя меня поражает…»

Сподвижник Константина Николаевича, Морской министр, честный, принципиальный служака, «истинно государственный человек», неоднократно величал своего начальника в дневнике лентяем и дал его «деятельности» столь нелестный отзыв, что воспоминания запретили публиковать. Любопытно, что пометы на полях конфискованных дневников, со старым правописанием и почерком Шестакова, сделаны, видимо, рукой самого Алексея Александровича, который первым заглянул в них сразу после смерти старого адмирала в Крыму, в 1888 году… (Белякова З.И., 2004).

* * *

Все тяжелейшие катаклизмы восьмидесятых годов (гибель брата, смерти детей, крах карьеры, болезнь сосланного в Туркестан сына, отстранение от дел и вынужденное бездействие, контрреформы нового Государя) не могли не сказаться на несокрушимом, как казалось, здоровье Великого Князя. Явные признаки гипертонической болезни (сильные головные боли, носовые кровотечения, нарушения зрения) указывали на необходимость лечения и щадящего образа жизни. А он был все тот же: колесил по России и Европе, отслеживал политические изменения, яростно их комментируя, и, главное, систематически не лечился, поглощая, как прабабушка Екатерина II, огромное количество крепчайшего кофе. «Отставленный» Константин Николаевич продолжал позволять себе поступки, которые усиливали его конфронтацию с племянником. Так, будучи в Москве