Шрифт:
Закладка:
Я использовал заклятие "Капли Тьмы" и выжег его глаза, а потом вонзил в глазницы трансфигурированные раскалённые иглы. Конечно, я бы предпочёл это сделать быстрее, но как в зельеварении есть требования к толченым панцирям скарабеев и числу помешиваний, так и здесь есть требования к обработке материала и какие именно фигуры в этот момент напитывать магией. Так что ничего личного, просто бизнес...
Истерзанная плоть на краях глазниц опухла, бугрясь воспаленными шрамами.
— ...! — истошно орал матом маг. Главное, чтобы Беллатриса его не убила за оскорбление Лорда, но я её заранее предупредил – не надо. Для него Круциатус или Авада будет просто избавлением.
— Ты меня совсем не видишь? — спросил я и рассмеялся безумным смехом Тома Реддла, хотя, естественно, и без легилименции знал ответ. Ведь радикалы должны быть уверены: Лорду нравится лично пытать и убивать, он просто обожает потрошить лично! Владыка такой же как мы, только более одарённый...
— Мои глаза... их нет! – сказал он. А ты думал, я тут тебя тряпкой бить буду?
— Ах да, — сказал я, слушая заливистый смех Беллатрисы. — Если ты не присоединился ко мне, значит ты слепец и не нуждаешься в зрении.
Он попытался что-то наколдовать, но цепи держали надёжно – они и меня сдержат. А ещё мы его зельями напоили...
— Зачем вы это делаете? — Голос пленника возвысился, негодование пересилило даже страх за собственную жизнь.
— Что ты знаешь о... Тёмной Магии? – сказал я, как будто признаваясь женщине в любви, томно и с придыханием.
А сам достал Ритуальный нож. Лестрейнджи молодцы, барашков уже почти не осталось. Потом им надо убить фестрала, а затем заняться людьми...
— Тёмная Магия — это зло! – ответил он мне. — Слизерин умер и ты помрёшь!
— Каждый Тёмный Маг был всё ближе к бессмертию, я просто прошёл этот путь до конца. Ты не представляешь, что такое Тёмная Магия. Каково это — купаться в её объятиях... Видеть мерцающие огни... Слышать её голос... – говорил я, старательно пародируя безумца. Здесь только те, которых такое отношение к Тёмной Магии не напугает, и они под клятвой – они ничего никому не расскажут...
— Ты безумец! Просто безумец! — аврор попробовал плюнуть, собирая слюну во рту непослушным языком, но я под чарами ускорения оказался намного быстрее. Ритуальный нож тихо свистнул, рассекая воздух.
Человек выплюнул отрубленный язык вместе с криком.
— Теперь ты станешь вести себя потише, — буркнул я, ожидая, пока вопли не затихнут и сменятся влажным бульканьем сочащейся крови. — И будешь слушать внимательно. Можешь сопротивляться, корчиться, пробовать убежать... Твой мозг может быть охвачен невероятной болью, которую ты никогда не испытывал, но уши отключить ты не сможешь, мой друг. Тебе придется меня выслушать. И ощутить... все ощутить...
Время Круциатусов прошло. У Тома был богатый опыт в обращении с ножом. Нет, не в ножевом бое. Именно тогда, когда жертва не сопротивляется. Взяв нож поудобней, я начал резать.
Отделять полоски мяса от рук и ног. Пронзать ударами художника податливую плоть, освобождая кровь. Рассекать сухожилия коленей и плеч, паха и лодыжек. Вырезать узоры, фигуры и руны на животе и груди. Медленно сдирать кожу. Проводить глубокие борозды на ягодицах и пояснице.
Резать, резать, резать, резать...
И на протяжении всех действий я говорил и скидывал ему образы легилименцией. Не только картинку — все тактильные ощущения, запах, коктейль отчаяния... Не обращая внимания на крики и хрипы, невнятные мычания и судорожные подергивания.
Что я говорил и транслировал пленному? В основном то, что ожидают услышать от Тёмного Лорда. Говорил, что его ждёт, не забывая дополнять легилименцией, а зелье делало видения для него почти реальными...
Говорил о тьме, которая часто пугает детей. О тех кошмарах, которые изобретает разум ребенка. О страшилищах и паучьих богах, о ведьмах с руками-ножницами (Дсонакавы из Северной Америки) и извивающихся змеях. О лицах без глаз в небе, дементорах, лицах с влажными губами, похожими на огромные животы, плывущих, чтобы высосать весь свет мира — сначала счастье, потом душу... И показывал Поцелуи дементоров снова и снова, в том числе транслировал ощущения того, кого казнят.
Я говорил об ужасах, мучащих людей. О жажде нанести вред себе из религиозных побуждений. Когда слепая вера разрушает душу, или это делают извращения в родной семье.
О боли, для которой всегда найдется причина.
И продолжал резать, резать, резать.
Я говорил о кошмарах жизни. Ножи во тьме и насилие на свету. Говорил о мясниках и мародерах, монстрах и чудовищах, среди которых многоглавые великаны почти добряки. Говорил об огне, надвигающемся со всех сторон, и показывал Адское Пламя, о зыбучих песках, забивающих глотку, о затянувшейся петле виселицы... И показывал, у Тома большой опыт, а кое-какими воспоминаниями поделились мои соратники.
И резал. Резал. Резал...
Он бы уже давно умер, но Мастеру Крови легко не давать ему истечь кровью. То, что я делал, больше всего напоминало старый маггловский способ казни – смерть от тысячи порезов.
Я махнул рукой. Беллатриса убила фестрала. Новая энергия разлилась по рисунку, причудливыми волнами она соединялась с энергией, идущей от пленного.
Я говорил о Сумеречном Пламени, говорил о дементорах и Антипатронусах, собирающихся в огромные тучи, затмевающие небо. Говорил о бродящем безумии, которое приносит милосердный Круциатус, о ранах от Тёмной Магии, что невозможно исцелить. О яде василиска.
Об ужасе и кошмаре, страхе и яде.
Даже Том Реддл давно так не выкладывался ради единственного пленного, а для меня это вообще первый случай столь протяжённых и разнообразных пыток.
Я очень устал, разрушая плоть человека и не давая ему умереть, подсовывая ему жуткие образы легилименцией, искусственно удерживая его от безумия. Насколько я понял ритуал, чем ужасней пытка и качественнее крик свежего безумца, тем качественнее исцеление, а мне рецидив не нужен – пойдут слухи, что Лорд "сдаёт", не смог обработать Диану качественно. А я почти как политик — репутация очень важна. Кроме того, я давно хотел замерить поступление некроэнергии от пыток, в том числе без магии, так что после ритуала и замерю... Просто из набранного вычту все поступления от использованных мной заклинаний.
Я рубил и терзал, и рассекал кости. Пленный уже совсем не походил на человека. Алекто Кэрроу смотрела на меня так, как обычно Беллатриса. Себастиан Розье улыбался мне одной из коронных всепрощающих улыбок Дамблдора.
Тут