— Идёмте гулять, — улыбаюсь им.

— Подожди, — мотает головой Грибочкина. — Мы ещё не решили. Значит так… Что значит гулять? Все вместе? А ты. А ты стесняться не будешь?

— А ты?

— Немного, — всхлипнув шепчет Грибочкина. — А… А обнимать тебя можно? А за руку держать? А если я тебя невзначай поцелую?

— Значит я поцелую тебя целенаправленно, — допивая кофе киваю. — Собираемся.

Девушки и женщины, убегают из кухни и несутся в нашу комнату. Я же, сижу за столом и думаю. О всяком, и о жизни тоже. Хрен с ним с правилами, обычаями и прочим. Выхода нет, я согласен, живу как все, наслаждаюсь. Но вот… Почему я соглашаюсь? Как будто кто-то взял, проник ко мне в голову и банально выключил: боль, все моральные установки, дурацкие мысли. Нет, собой я быть не перестал, я это я и тут сомнений нет. Но, если подумать… Тут двояко. С одной стороны жить без загонов, боли и цепляний за кем-то придуманные правила, легче. Легче, спокойнее, свободнее.

С другой, такое бесцеремонное вторжение в мою черепушку, кроме как хамством назвать нельзя. И я бы с лёгкостью списал всё на шок, травмы, нервное потрясение, но нет, не прокатывает. Со мной что-то не так. В голове моей не только опилки, но и что-то явно не моё. И я об этом знаю. Не потому что такой весь из себя умный и уникальный, а потому что мне об этом сказали. То есть мне на это указали. Я знаю что вспоминаю, но вспомнить не могу, дверь закрыта. А ответ мне может дать женщина в белых вуалях. Снежная мать её королева. Не похожа, даже близко, но я знаю что называть её нужно именно так. А ещё я знаю, что вредить она мне не хочет, а даже наоборот хочет помочь. Потому что избавление меня несчастного от иногда невыносимой головной боли, судорог и откровенно идиотских закидонов именно помощь. За что спасибо.

На основании всего этого, делаю вывод что пока я спал, кто-то из КГБ или ГРУ, покопался у меня в памяти и не только избавил меня от преследующего проклятия, но и что-то там оставил на будущее. С одной стороны неприятно, противно, даёт почувствовать себя никем и ничем. Частью системы, низшим звеном, рабом… Но с другой. Избавление от такой хренотени и возможность свободно выдохнуть… Поспешных выводов делать не буду. Если это началось, а это началось, я уверен, то дёргаться мне точно не стоит. Дело, кажется, серьёзное и безусловно тёмное. Жду, без умозаключений, самонакрутки и самокопаний. Потому что… Как бы глупо не выглядела данная ситуация, она похожа на приглашение принять участие в игре. Да, более точной формулировки не найти. А раз так, я приму, и посмотрю что за дела тут мутятся. Конечно, мне бы стоило поистерить, для порядка, но у меня других проблем навалом, то есть теперь уже не проблем. Пусть этими делами специально обученные люди занимаются. А если что, в деле

****

Уже через час, мы на площади Ленина. Ходим, смотрим на плакаты. Удивительно, но ажиотажа вокруг меня такого всего популярного и героического нет. Просто, люди узнают, некоторые даже здороваются, знакомы, среди которых отмечающие выходной Казаркин и Булатов подходят и называя меня магнитом неприятностей спрашивают как я. Но только спрашивают, надолго не задерживаются, потому как не дураки и видят что я как бы занят.

Грибочкина ведёт себя как дикошарая. Вспотевшими пальцами сжимает мою ладонь. Пыхтит… Видя прохожих, как понимаю её знакомых, отворачивается или опускает голову. Судорожно дышит, дёргается. От чего на неё шипит Лена и просит не чудить. Что не особо помогает. Потому что Мария Андреевна банально боится. Нет, не осуждения со стороны, слухов или чего-то. Она боится что сказка закончится. Того, что завтра утром, она проснётся и услышит что не нужна, что никакого запечатления не было. Это видно невооружённым взглядом. И мне от этого немного неприятно. Надо что-то делать, Маша портит настроение не только себе, но и окружающим, то есть нам.

Сворачиваю в сторону уже знакомого кафе, завожу своих и ловлю спешащего к нам официанта. Прошу сдвинуть два стола вместе и перетащить стулья. Официанту в карман жилетки сую трёшку, от чего он буквально испаряется. Появляется с тремя девушками. Столы мгновенно сдвигаются, стулья приносятся. Две официантки подают меняю, достают блокноты и улыбаясь ждут.

— Значит так, — убирая меню улыбаюсь им. — Мне, пожалуйста, пепельницу. Двести грамм рома, Кубинского и сигару.

— А вашим спутницам? — спрашивает официантка.

— Моим жёнам. Мороженое, это воздушное… «Арктика!» по две порции, вкус на ваше усмотрение. Четыре бутылки «Кубанской весны» и корзину фруктов. Всё.

— Через две минуты всё будет.

— Ты сказал жёнам, — глядя на меня глазами кота из Шрека мямлит Грибочкина

— Ну да. А что? Тороплю события?

— Ты уже всё решил?