3. Немедля эвакуироваться органам Наркомата обороны и Наркомвоенмора в г. Куйбышев, а основной группе Генштаба — в Арзамас.

4. В случае появления войск противника у ворот Москвы, поручить НКВД — т. Берия и т. Щербакову произвести взрыв предприятий, складов и учреждений, которые нельзя будет эвакуировать, а также все электрооборудование метро (исключая водопровод и канализацию)».

— В октябре, в самые трудные дни боев под Москвой, — вспоминал Жуков, — из Кремля валом шли различные запросы и часто не соответствующие обстановке указания Сталина. О том, что Верховный главнокомандующий находился в шоковом состоянии, можно судить хотя бы по постановлению ГКО об эвакуации столицы. По этому документу в случае появления войск противника у ворот Москвы Берия должен был взорвать свыше тысячи объектов в столице.

Верховный Совет, аппарат правительства во главе с первым заместителем председателя Совнаркома Николаем Вознесенским уехали в Куйбышев. Центральное статистическое управление отправили в Томск, Наркоматы мясной промышленности и земледелия, Сельхозбанк обосновались в Омске, Наркомат торговли — в Новосибирске, Главное управление Северного морского пути — в Красноярске.

Писатель Корней Иванович Чуковский записал в дневник об отъезде в эвакуацию:

«Вчера долго стояли неподалеку от Куйбышева, мимо нас прошли пять поездов — и поэтому нам не хотели открыть семафор. Один из поездов, прошедших вперед нас, оказался впоследствии рядом с нами на куйбышевском вокзале, и из среднего вагона (зеленого, бронированного) выглянуло печальное лицо М.И. Калинина.

Я поклонился, он задернул занавеску. Очевидно, в этих пяти поездах приехало правительство. Вот почему над этими поездами реяли в пути самолеты, и на задних платформах стоят зенитки».

Аппарат Наркомата внутренних дел тоже был эвакуирован (вместе с семьями) из Москвы. Берия оставил в столице только оперативные группы.

Наркомат обороны и Наркомат военно-морского флота перебрались в Куйбышев. Вечером 17 октября ушли два железнодорожных эшелона с личным составом Генштаба, который во главе с Шапошниковым перебрался в Арзамас-11.

В Москве задержалась оперативная группа Генштаба во главе с Василевским. Оставшиеся генштабисты, вспоминал генерал Штеменко, работали круглосуточно. На ночь располагались в вагонах метро, но сидя спать было плохо, и туда подогнали железнодорожные вагоны. Тогда уже разместились с некоторым комфортом. В ночь на 29 октября фугасная бомба разорвалась во дворе Генштаба. Погибли три шофера, несколько человек были ранены. Генштаб остался без кухни. После этого уже полностью обосновались в метро.

Ситуация под Москвой была неясна, поэтому утром операторы Генштаба садились в машины, ехали в штаб Западного фронта в Перхушково, затем объезжали штабы армий и таким образом собирали информацию...

На случай взятия немцами Москвы было принято решение оставить в городе пять нелегальных резидентур военной разведки. Людей в них подобрали самых обычных, не имеющих опыта конспиративной работы — учителей, инженеров, рабочих, даже артистов. Согласился среди других и артист московского цирка Карандаш.

На Центральном аэродроме дежурили транспортные «дугласы», чтобы в последний момент эвакуировать Сталина и всех, кто с ним оставался. Личные вещи Сталина увезли вместе с бумагами, книгами и документами.

В Куйбышеве под зданием обкома партии спешно строили бункер для Сталина и сопровождающих его лиц (примерно сто пятнадцать человек). Проект был готов к февралю сорок второго, тогда в Куйбышев отправили шестьсот метростроевцев, которые занялись строительством. Работали в три смены (см. Независимая газета. 2001. 10 апреля).

1 ноября 1942 года бункер с двумя выходами был готов. Он гарантировал защиту от бомб и отравляющих газов. Там разместили установку по регенерации воздуха, создали давление, чуть превышающее атмосферное, так что бункер был герметичен. Завезли запас продуктов, баки с питьевой водой, баллоны с кислородом. В бункере можно было продержаться пять суток.

Основной вход находился в холле обкома, там постоянно дежурил чекист. Кабинет Сталину устроили на глубине тридцати четырех метров. Он был скопирован с кремлевского площадью около пятидесяти квадратных метров. За кабинетом — личный туалет с канализационной системой...

Утром 16 октября в Москве впервые не открылось метро. В магазинах раздавали продукты. По распоряжению Микояна председатель исполкома Моссовета Василий Прохорович Пронин приказал выдать каждому работающему два пуда муки. В городе работала только одна мельница, дважды в нее попадали бомбы, боялись, что она вовсе выйдет из строя и столица останется без хлеба.

Уже не топили, кто не уехал, мерз. Закрылись поликлиники и аптеки. В учреждениях отделы кадров жгли архивы, уничтожали личные документы сотрудников и телефонные справочники. Возникла паника. Люди, решив, что немцы вот-вот войдут в Москву, в страхе бросились на Казанский вокзал и штурмовали уходившие на восток поезда. Многие начальники, загрузив служебные машины вещами и продуктами, пробивались через контрольные пункты или объезжали их и устремлялись на Рязанское и Егорьевское шоссе.

Впрочем, далеко не все боялись прихода немцев.

Историк литературы Эмма Герштейн вспоминает, как соседи в доме обсуждали вопрос — уезжать из Москвы или оставаться? О фашистских зверствах мало что было известно. Собрались друзья и соседи и уговаривали друг друга никуда не бежать:

«Языки развязались, соседка считала, что после ужасов 1937-го уже ничего хуже быть не может. Актриса Малого театра, родом с Волги, красавица с прекрасной русской речью, ее поддержала.

— А каково будет унижение, когда в Москве будут хозяйничать немцы? — сомневаюсь я.

— Ну так что? Будем унижаться вместе со всей Европой, — невозмутимо ответила волжанка».

Профессор-литературовед Леонид Иванович Тимофеев запечатлел приметы тех дней:

«15 октября

Настроение подавленное и критическое. Киев, говорят, наутро после вступления немцев... уже имел правительство, в котором оказались и члены Верховного Совета. Вероятно, то же будет и в Москве...

Позитивный слух: приехала Дальневосточная армия из Сибири. Оборона Москвы поручена Штерну (раньше говорили, что он расстрелян за измену под Минском)...

В первые дни войны на фронте была такая каша, перед которой Русско-японская война — верх организованности. Такова система, суть которой в том, чтобы сажать на все ответственные места, посты не просто безграмотных людей, но еще и обязательно дураков.

Ведь я, простой обыватель, был уверен, что на границе каждую ночь напряженно сторожат готовые к бою части, а они ничего не подозревали и ни к чему не были готовы...

16 октября. Утро

Итак, крах. Газет еще нет. Не знаю, будут ли. Говорят, по радио объявлено, что фронт прорван, что поезда уже вообще не ходят, что всем рабочим выдают зарплату на месяц и распускают, и уже ломают станки. По улицам все время идут люди с мешками за спиной. Слушают очередные рассказы о невероятной неразберихе на фронте. Очевидно,