и неравенством расходов внутри системы. Кроме того, следует отметить, что из-за отсутствия адекватных данных эти оценки занижают степень неравенства. В частности, они основаны на гипотезе, что все дети получают одинаковые средние расходы за каждый год обучения в начальной или средней школе. Однако факты свидетельствуют о том, что расходы на детей из наименее благополучных групп также ниже на этих уровнях.

Более конкретно, ряд исследователей показали, что в социально неблагополучных школах, коллежах и лицеях работают менее опытные учителя. В них также было больше временных учителей и незамещенных прогулов, несмотря на то, что влияние этих недостатков на учеников было убедительно показано как негативное и значительно более высокое для менее благополучных учеников. Например, если мы посмотрим на государственные колледжи в Парижском регионе, мы обнаружим, что процент (не имеющих контрактов) учителей, работающих по контракту, и начинающих учителей едва достигал 10% в Париже и в наиболее благополучных департаментах, таких как Верхняя Сена, но достигал 50% в неблагополучных департаментах, таких как Валь-де-Марн и Сена-Сен-Дени. Конечно, то же самое происходит и в большинстве стран Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) (что вряд ли можно назвать обнадеживающим): ученики из привилегированных слоев населения с большей вероятностью будут обучаться у опытных, постоянных учителей, чем ученики из неблагополучных слоев населения, которых часто обучают учителя на замене или по контракту. Исследования показали, однако, что разрыв особенно велик во Франции.

О необходимости новых норм справедливости в образовании

Лицемерие в этой сфере особенно велико, поскольку, с одной стороны, французские правительства создали зоны приоритетного образования (которые существуют во Франции с 1980-х годов), в которых определенные школы определяются как особо неблагополучные и нуждающиеся в дополнительной поддержке, а с другой стороны, больше ресурсов на самом деле выделяется школам в более благополучных районах. Конечно, в некоторых зонах приоритетного образования были созданы системы премирования учителей. Но все указывает на то, что этих (довольно непрозрачных) механизмов недостаточно, чтобы компенсировать лишь малую часть огромных разрывов, связанных с тем, что в бедных школах гораздо выше доля неопытных и работающих по контракту учителей. Если мы рассмотрим общий объем ресурсов, выделяемых на каждого ученика, в зависимости от социального положения родителей, то с большой долей вероятности обнаружим, что самые значительные суммы достаются наиболее привилегированным ученикам и школам, и особенно самым престижным лицеям больших городов, на факультетах которых наиболее высока доля опытных преподавателей с высшим образованием.

Последние исследования частично приоткрыли завесу. Если рассчитать среднюю зарплату учителя на любом уровне (начальная школа, колледж или лицей), учитывая не только надбавки, выплачиваемые в зонах приоритетного образования, но и все другие дополнительные выплаты (за стаж, уровень образования, постоянный или контрактный статус и т.д.), то окажется, что чем выше процент учащихся из привилегированных социальных классов, тем выше средняя зарплата учителя. Эта зависимость строго возрастает как в колледжах, так и в лицеях. Среднее число учащихся на класс также выше в более привилегированных школах, и эти два эффекта уравновешиваются, так что средние расходы на одного ученика почти постоянны. Тем не менее, более привилегированные ученики коллежа и лицея, возможно, получают лучшее обращение: их больше на класс, но средний уровень учеников выше, и у них более опытные, лучше обученные и лучше оплачиваемые учителя. В любом случае, сам факт того, что такая информация не публикуется регулярно, чтобы она могла служить основой для развивающейся и проверяемой политики реформы образования, вызывает серьезные вопросы. Это тем более прискорбно, что прозрачные, открытые усилия по направлению дополнительных ресурсов в наименее благополучные школы (особенно на начальном уровне) могли бы существенно снизить социальное неравенство в отношении успехов в учебе.

Помимо проблемы неравенства ресурсов, важно также отметить, что социальная сегрегация во французской системе образования резко возросла. Из 85 000 учеников, зарегистрированных в 175 парижских коллежах (младших школах), 16% являются выходцами из наименее благополучных классов. Но если посмотреть на географическое распределение, то окажется, что в одних коллежах менее 1 процента неблагополучных учеников, а в других - более 60 процентов. Среди колледжей, почти полностью закрытых для менее благополучных классов, подавляющее большинство - частные, в них учится почти треть парижских коллежан, и все же - это одна из удивительных особенностей французской системы - они почти полностью финансируются из государственных средств, хотя они сохраняют право отбирать своих учеников по своему усмотрению без обязательств соответствовать каким-либо общим правилам. Мы также обнаружили множество государственных колледжей, в которых всего несколько процентов учащихся находятся в менее благоприятных условиях, в то время как в других государственных колледжах, расположенных всего в нескольких остановках метро, почти половина учащихся находятся в неблагоприятном положении. Причины включают в себя значительную сегрегацию по месту жительства, обращение к частным школам, чтобы вырваться из рамок государственного распределения, и, самое главное, отсутствие какой-либо государственной политики, направленной на изменение ситуации. Тем не менее, недавние эксперименты показали, что более продуманные и прозрачные алгоритмы распределения могут обеспечить более тщательное социальное смешение.

Я не утверждаю, что эти факторы сами по себе достаточны для объяснения разворота образовательного раскола за последние несколько десятилетий или того факта, что наименее благополучные классы чувствуют себя все менее и менее представленными левыми партиями. Очевидно, однако, что такое вопиющее неравенство в образовании могло заставить людей настороженно относиться к социалистам у власти и придать уверенности мнению, что они больше заботятся о более образованных людях и их детях, чем о детях из более скромных слоев населения.

После финансового кризиса 2008 года бюджеты на образование стагнировали, что усугубило разочарование, особенно среди обездоленной молодежи, которой внушали, что работа над получением бакалавриата откроет двери к высшему образованию и трудоустройству. На самом деле, если в 1980-х годах бакалавриат получали едва ли 30 процентов от каждой возрастной когорты, то к 2000 году этот показатель вырос до 60 процентов, а в 2018 году - почти до 80 процентов, отчасти благодаря очень резкому увеличению числа технологических бакалавров. Число студентов университетов с 2008 по 2018 год выросло на 20%, увеличившись с едва ли 2,2 млн до почти 2,7 млн человек. К сожалению, ресурсы не увеличились соразмерно: в реальном выражении бюджеты выросли всего на 10%, что означает, что бюджет на одного студента сократился на 10%. Обратите внимание, что ресурсы на одного студента в элитарных и селективных школах, где большинство студентов были из благополучных групп, сохранились. В отличие от них, студенты обычных университетов вынуждены были учиться в условиях, которые далеко не соответствовали тем обещаниям, которые им давали. Например, несмотря на быстрый рост числа студентов с