— Только бы лифт работал.

Они шли к лифтовой шахте, когда зычный голос заставил их вздрогнуть:

— Эгей! Эгей, Роланд!

— Это не робот, — шепнула Персик. — Там живой человек.

Они вернулись и увидели, что на пороге соседнего зала ожидания лежит очень странный человек. Тонкие седые волосы грязными космами обрамляли впалое сморщенное лицо, руки и шея были дряблые, в бурых пятнах. Куртка и жилет истрепались и засалились, — казалось, под ними совсем нет тела. Джекко вспомнил обрывки одежды на мертвом Ферросиле. Его передернуло.

Незнакомец затравленно смотрел на них, потом заговорил слабым голосом:

— Умирая, благородный рыцарь Роланд предсказал, что его тело найдут на бросок копья впереди других и лицом к врагу… Если вы, случаем, настоящие, не дадите ли мне пить?

— Конечно, — сказал Джекко.

Он отстегнул и протянул фляжку, но у незнакомца так дрожали руки, что Джекко пришлось поднести горлышко к его губам. Изо рта у незнакомца плохо пахло. Он пил жадно, вода текла по подбородку. Лунопсы подошли к нему чуть ближе, осторожно принюхиваясь.

— Что с ним? — шепотом спросила Персик, когда Джекко встал.

Тот как раз вспомнил свои уроки:

— Думаю, он очень-очень старый.

— Верно. — Голос у незнакомца окреп, и сам он разглядывал их с живым любопытством. — Не стоило так долго ждать. Фибрилляция. — Он приложил слабую руку к груди. — Фибрилляция… красивое слово, правда? Лекарство то ли закончилось, то ли потерялось… Горячий зверек у меня под ребрами пульсирует несинхронно.

— Мы поможем вам добраться до Реки! — сказала Персик.

— Поздно, государи мои, поздно. К тому же я не могу идти, а вы меня не унесете.

— Вы же можете сесть? — спросил Джекко. — Здесь должны быть кресла-каталки для инвалидов.

Он пошел в помещение у входа и почти сразу обнаружил кресло.

Когда он вернулся, незнакомец смотрел на Персик и бормотал себе под нос на архаичном языке (Джекко разобрал только: «Могильной девы грудь — как холм в лучах рассвета»)[124]. Старик попытался приподняться, держась за кресло, но тут же снова рухнул на спину. Пришлось его поднимать и усаживать. Персик наморщила нос:

— Главное, чтобы лифт работал.

Лифт работал. Скоро они оказались на верхней посадочной площадке. У четвертого причала ждало судно: маленький местный паром. Они вошли в салон, катя в кресле старика, который обмяк и дышал очень хрипло. Лунопсы заглянули во все иллюминаторы по очереди. Джекко сел в кресло пилота.

— Читай мне инструкцию, — сказал он.

— Во-первых, перевести судно в режим автономного управления, — прочла Персик, — что уж это значит. Ой, смотри, вот схема.

— Отлично.

Все оказалось просто. Они вместе выполнили действия по списку: закрыли люк, отсоединили фалы, убедились, что руль действует, проверили по датчику давление в газовой подушке над головой, установили реактор на разогрев двигателя и подачу горячего воздуха для подъемной силы.

Покуда двигатель грелся, Персик спросила старика, не хочет ли тот пересесть к иллюминатору. Он с жаром закивал, а когда они устроили его на сиденье, шепнул: «Все видно!» Они подложили ему с боков подушки от кресла-каталки.

Замигал индикатор готовности. Джекко взялся за рычаги, и судно скользнуло вверх. Компьютер показывал скорость ветра, высоту, подъем. Кто-то нанес на все верньеры надпись: «КУРС ЗАДАН: РЕКА». Джекко установил их в положение для старта.

— Дальше сказано поставить на автоматику. — прочла Персик.

Джекко так и сделал.

Взлет привел старика в сильное возбуждение. Он пытался смотреть вниз через иллюминатор и невразумительно бормотал. Джекко уловил несколько слов: «Зеленые холмы Земли!.. Чушь собачья»[125]. Внезапно старик пропел: «За углом чертовски славный мир, ей-ей, идем!»[126] — и в изнеможении откинулся на сиденье.

Персик стояла рядом и смотрела на него озабоченно:

— Мне бы хотелось его помыть, но он такой слабенький…

Старик открыл глаза:

— Нет выси без грязи… храм любви стоит, увы, на яме выгребной[127]. — Он хрипло затянул: — Возьми меня на Реку, на пре-е-кра-ас-ну-ую Реку, и все грехи мои смо-о-ой!.. Ты думаешь, у меня рассудок помутился, девонька? — продолжал он обычным голосом. — Никогда не слышала об Уильяме Йейтсе. Очень плотно информативный, Йейтс.

— Я, кажется, немного понимаю, — сказал Джекко. — Одна из моих тетушек учила литературу.

— Учила? — Незнакомец фыркнул. — А вы двое, значит, идете к Реке, чтобы вместе провести вечность в качестве энергетических субстанций или чего-то столь же бесполого и неинтересного… Зато пребудет навсегда любовь, и будет на века она прекрасна[128]. Китс никогда не вызывал у меня доверия. Не мужик он был. Ему бы это было самое то.

— Мы не идем к Реке, — сказала Персик. — Я, по крайней мере. Я останусь и буду делать детей.

Старик уставился на нее, открыв щербатый рот.

— Нет! — выдохнул он. — Неужели? Неужто мне довелось наконец встретить возлюбленную и мать?

Персик важно кивнула.

— Как твое имя, о королева?

— Персиковый Вор.

— Господи, кто-то еще помнит Блейка[129]. — Старик улыбнулся дрожащими губами, затем веки его внезапно смежились; он уснул.

— Он дышит лучше. Пойдем посмотрим, что тут есть.

Судно было совсем маленькое; на корме не оказалось ничего, кроме грузового отсека. Когда они подошли к нише, в которой стоял синтезатор, Персик что-то сунула в карман.

— Это что?

— Ложечка. Как раз для ребенка.

На него она не глядела.

Они вернулись в салон. За иллюминаторами вечернее солнце окрасило Землю в ровный палевый цвет. Судно летело над большими лугами, испещренными какими-то пятнышками. Полет был почти беззвучный, только иногда со свистом вырывалась реактивная струя, корректируя курс.

— Смотри, коровы! Это наверняка коровы! — воскликнула Персик. — Глянь на их тени!

Джекко разглядел, что бурые пятнышки — и впрямь животные. От них тянулись огромные рогатые тени.

— Мне надо будет найти их на обратном пути. Что это за место?

— Думаю, большое похоронное поле. Куда закапывали мертвые тела. Никогда не видел такого огромного. В некоторых городах есть целые здания специально для мертвецов. А коровы из-за этого не отравятся?

— Нет-нет, наверняка от мертвых хорошая трава. Псы помогут мне найти коров. Верно, Тихо? — спросила она самого большого лунопса, который смотрел в иллюминатор вместе с ними.

С восточной стороны в иллюминаторе показалась полная Луна. Старик открыл глаза, посмотрел на нее.

— Еще воды, пожалуйста, — прохрипел он.

Персик дала ему попить из фляжки, а потом еще принесла бульона из синтезатора. Старик вроде бы окреп: он улыбался ей, показывая гнилые зубы.

— Скажи мне, девонька, если ты решила остаться и делать детей, почему вы движетесь к Реке?

— Он идет туда, потому что обещал поговорить с отцом, а я