– Вы имеете в виду мисс Гантер?

– А кого же еще, черт побери, я могу иметь в виду?!

– Я и подумал, что вы имеете в виду мисс Фиби Гантер. Если так, то да. Она сообщила, что всего чемоданчиков двенадцать и что Бун дал ей в Комнате убийства тот, на крышке которого оттиснута цифра «четыре». При этом он сказал, что в чемоданчике лежат валики, надиктованные им днем в вашингтонском офисе перед отлетом в Нью-Йорк. Похоже, кто-то пытается нами манипулировать. Ну как, мы слишком разочарованы, чтобы продолжать, или все же прослушаем валик номер два?

– Продолжай.

И я продолжил концерт. После шестого захода нам пришлось прерваться на неторопливый и не слишком веселый ланч. Затем мы вернулись в кабинет и прослушали остальные валики. Ничего интересного на них не было, и хотя некоторые действительно содержали секретные сведения, мы так и не нашли ключа к разгадке. Информация на четырех других валиках, кроме номера один, также прямо или косвенно свидетельствовала о том, что текст был надиктован до двадцать шестого марта.

Я не мог осуждать Вулфа за то, что он пал духом. Помимо всех остальных сложностей, существовало как минимум восемь возможных объяснений, почему в кожаном чемоданчике номер четыре лежали валики, надиктованные раньше дня убийства, и самым простым объяснением было то, что Бун по ошибке взял другой чемоданчик, когда покидал вашингтонский офис. Я уж не говорю о главном вопросе, на который у меня не было не то что ответа, но даже предположения: были ли эти валики всего лишь интермедией или частью главного представления?

Вулф переваривал ланч, откинувшись на спинку кресла, и со стороны могло показаться, хотя, конечно, не мне, что он крепко спит. Он даже не шелохнулся, когда я откатил аппарат в угол. Но когда я подошел к письменному столу и принялся укладывать валики в чемоданчик, то увидел, что Вулф чуть-чуть приоткрыл веки.

Затем он покачал головой:

– Тебе стоит прослушать их снова и все расшифровать. В четырех экземплярах. – Вулф посмотрел на настенные часы. – Через тридцать пять минут я поднимусь наверх. Вот тогда и начнешь.

– Хорошо, сэр. – Я был мрачнее тучи. – Я этого ожидал.

– Неужели? А вот я – нет.

– Я ожидал не того, что записи окажутся старыми, а того, что мне придется печатать на машинке. Это дело опустилось на неприлично низкий уровень.

– Не трави мне душу. Я свалял дурака, взявшись за это дело, – сказал он. – В оранжерее все равно не хватает места для Cattleya. Я мог бы продать пятьсот растений и выручить двенадцать тысяч долларов. – Он приоткрыл глаза. – Когда запишешь все, что на валиках, отнеси чемоданчик мистеру Кремеру и расскажи, как мы его заполучили.

– Рассказать ему все?

– Да. Но перед уходом напечатай еще кое-что. Возьми блокнот. Это письмо отправишь всем, кто был у нас в пятницу вечером. Записывай. – Он сморщил лоб, подыскивая подходящие слова, и принялся диктовать: – «Поскольку Вы, любезно приняв мое приглашение явиться ко мне в пятницу вечером, высказали мнение, согласно которому заявление мисс Гантер о том, что она забыла кожаный чемоданчик на подоконнике в гостиной отеля „Уолдорф“, не заслуживает доверия, считаю необходимым довести до Вашего сведения следующее». Абзац. «Мистеру О’Нилу была прислана по почте квитанция на получение в камере хранения на вокзале Гранд-Сентрал посылки, оказавшейся вышеупомянутым кожаным чемоданчиком номер четыре, о котором говорила мисс Гантер. Однако на большинстве валиков, находившихся в нем, письма были надиктованы мистером Буном до двадцать шестого марта. Извещаю Вас об этом в целях восстановления справедливости в отношении мисс Гантер».

– Все? – спросил я.

– Да.

– Кремер придет в ярость.

– Бесспорно. Первым делом отправь письма, затем отнеси Кремеру чемоданчик с валиками и пригласи сюда мисс Гантер.

– Гантер, Фиби Гантер?!

– Да.

– Это опасно. Вам не кажется, что крайне рискованно доверять мне эту даму?

– Рискованно, но я хочу ее видеть.

– Что ж, за последствия будете отвечать вы.

Глава 16

Еще два часа изматывающего монотонного труда. Десять валиков. Четыре экземпляра. Более того, эта работа была мне в новинку, и я раз двадцать регулировал скорость, пока наконец не навострился. Закончив печатать текст и пронумеровав страницы, я отдал оригинал Вулфу, который к тому времени уже вернулся в кабинет, положил первые две копии в сейф, а четвертую сложил и сунул в карман. Затем мне пришлось напечатать еще дюжину писем и адреса на таком же количестве конвертов. После чего Вулф подписал письма, разложил по конвертам, а конверты запечатал. Иногда у него случаются неконтролируемые вспышки лихорадочной деятельности. Между тем пришло время обеда, но я решил не разводить канитель в столовой, а поесть на скорую руку на кухне.

Я позвонил в отдел расследования убийств удостовериться, что Кремер на месте, чтобы потом не пришлось иметь дело с лейтенантом Роуклиффом, чье убийство, надеюсь, в один прекрасный день мне еще предстоит расследовать. А еще я позвонил на квартиру Фиби Гантер, но никто не ответил. Выведя из гаража машину, я в первую очередь поехал на Восьмую авеню на почту отправить письма, а потом – на Двадцатую улицу.

После десяти минут разговора с Кремером он произнес:

– Очень интересно, будь я проклят! – А еще через двадцать минут повторил: – Очень интересно, будь я проклят!

Было ясно как день, что Кремер по пояс увяз в болоте. Если бы у него была твердая почва под ногами, он принялся бы козырять передо мной своими полномочиями и проклинать нас с Вулфом за задержку улики на девять часов четырнадцать минут, угрожать и предупреждать. Но сейчас в какой-то момент мне даже показалось, что он вот-вот меня поблагодарит. Очевидно, он был в отчаянии.

Я ушел от Кремера, храня один экземпляр расшифровки в кармане, потому что он предназначался не для инспектора. Если уж везти Фиби Гантер к Вулфу, то желательно до того, как Кремер устроит облаву. Хотя вполне естественно, что сперва он захочет узнать, что записано на валиках. Тогда я получу некоторую отсрочку. Поэтому я говорил весьма расплывчато и не стал ставить его в известность, что расшифровал текст на валиках.

Короче, я постарался как можно скорее оказаться на Пятьдесят пятой улице.

Швейцар позвонил наверх, в очередной раз удивленно вытаращился, узнав по телефону, что меня примут, сказал, чтобы я поднимался, и дал добро лифтеру. Фиби открыла мне дверь и пригласила войти. Положив пальто и шляпу на