шестидесяти фунтов. Человек из «Стенофона» вкатил устройство в кабинет, где был представлен Вулфу, и за пять минут проинструктировал нас относительно правил пользования, после чего, поскольку был не расположен задерживаться, поспешно откланялся.

Проводив гостя, я вернулся в кабинет. Вулф бросил на меня многозначительный взгляд и сказал:

– А теперь, Арчи, будь добр, подай мистеру О’Нилу пальто и шляпу. Он уже уходит.

О’Нил вытаращился на Вулфа и рассмеялся – или, во всяком случае, издал какой-то странный звук. За все это время О’Нил впервые позволил себе издать настолько мерзкий звук.

Желая проверить, насколько он в форме, я сделал два шага ему навстречу. Он отступил на три шага. Тогда я остановился и ухмыльнулся ему. Он пытался одновременно смотреть и на меня, и на Вулфа.

– Так вот оно что! – отвратительным тоном сказал он. – Захотели перехитрить Дона О’Нила? Не советую!

– Пф! – Вулф погрозил ему пальцем. – Я ведь не давал вам никаких заверений, что позволю прослушать валики. Было бы неэтично позволить официальному лицу из НАП слушать конфиденциальные записи директора Бюро регулирования цен, даже после того, как он был убит. А кроме того, вы снова ведете себя нелогично. Некоторое время назад вы заявили, что не доверяете мне. Следовательно, вы считали меня ненадежным человеком. А теперь вы делаете вид, будто поражены, обнаружив, что я оказался ненадежным человеком. Совершенно нелогично. – Вулф снова погрозил пальцем. – Итак, сэр? Вы предпочитаете удалиться сами или…

– Я отсюда никуда не уйду!

– Арчи!

Я направился к О’Нилу. На этот раз он не сдвинулся с места. Судя по выражению его лица, он был готов на все. Я взял его за руку и сказал:

– Пойдемте, пойдемте с Арчи… Вы весите не меньше ста восьмидесяти фунтов, и мне будет тяжеловато нести вас на руках.

О’Нил занес правую руку, приготовившись нанести удар мне в челюсть или, по крайней мере, рассчитывая на это, однако при его медлительности он мог поразить лишь неподвижную цель. Я как ни в чем не бывало стал заходить к нему в тыл, чтобы атаковать сзади, но этот сукин сын развернулся и лягнул меня по колену. Не скажу, что мне было очень больно, но я терпеть не могу, когда меня пинают ногами. Поэтому я слегка смазал его левой рукой – мне так было удобнее – по мягкой шее, чуть пониже уха, и О’Нил отлетел к книжным полкам. Я решил, что теперь до него наконец дошло, но он снова попытался меня лягнуть, и мне пришлось ударить его уже правой рукой, причем снова в шею, чтобы поберечь костяшки пальцев. О’Нил покачнулся и рухнул на пол.

Я попросил Вулфа позвонить Фрицу, чтобы тот отпер дверь, и, увидев Фрица в прихожей, подхватил поверженного противника за лодыжки и через прихожую выволок к двери, а оттуда на крыльцо. Фриц вручил мне его пальто и шляпу, я положил их на лежащее тело и закрыл за собой дверь.

– Он член исполнительного комитета НАП или только председатель банкетной комиссии? Все пытался вспомнить, пока тащил его, – сказал я, вернувшись в кабинет.

– Не люблю драк, – брезгливо произнес Вулф. – Я не велел тебе его бить.

– Он попытался меня лягнуть. И преуспел. В следующий раз будете делать все сами.

Вулфа передернуло.

– А ну-ка, включи аппарат.

Глава 15

Прослушивание десяти валиков заняло у нас больше часа, не считая перерыва на ланч.

Я поставил первый валик, следуя рекомендациям специалиста, но не прошло и нескольких секунд, как Вулф попросил уменьшить скорость. Мне приходилось слышать выступления Чейни Буна по радио и телевидению, и все же я с трудом узнал его голос. На диктофоне он звучал значительно выше, хотя произношение было более отчетливое. Первое начиналось так:

«Шестьсот семьдесят девять. Личное. Дорогой мистер Причард, большое спасибо за Ваше письмо, но я решил не покупать чесапик-бей-ретривера. Хочу попробовать ирландского сеттера. Я ничего не имею против чесапиков, и мое решение объясняется исключительно непредсказуемостью человеческого разума. Искренне Ваш.

Шестьсот восемьдесят. Дорогая миссис Амбрустер, я хорошо помню тот замечательный день и вечер в Сент-Луисе прошлой осенью. И я действительно глубоко сожалею о том, что не могу присутствовать на весенней встрече Вашей замечательной организации. В следующий раз, когда я приеду в Сент-Луис, то непременно с Вами свяжусь. Я срочно вышлю Вам материалы, которые Вы у меня запросили, а в случае задержки непременно дайте мне знать. С уважением и наилучшими пожеланиями всяческих успехов встрече Вашей организации. Искренне Ваш.

Шестьсот восемьдесят один. Служебное письмо номер… Пусть это будет письмо всем региональным директорам. На имя каждого из них. Прошу немедленно вернуть в наш офис экземпляры предварительного пресс-релиза, датируемого двадцать пятым марта, относительно товаров для дома. Данный пресс-релиз отменяется и не будет распространен. Абзац. Преждевременное раскрытие представителями прессы содержания этого пресс-релиза в очередной раз ставит вопрос о целесообразности рассылки копий предварительных вариантов пресс-релизов в региональные отделения. Обращаюсь к Вам с требованием безотлагательно расследовать в Вашем офисе распространение копий предварительного пресс-релиза, о котором идет речь, направив отчет о результатах расследования лично мне. Ожидаю получить ответ на свой запрос не позднее двадцать восьмого марта. Искренне Ваш.

Шестьсот восемьдесят два. Дорогой мистер Масперо, сердечно благодарю Вас за письмо от шестнадцатого марта и хочу Вас заверить, что его содержание останется строго конфиденциальным. Что, конечно, будет невозможно, если Ваша информация требует предпринять с моей стороны, как должностного лица, официальные действия, но я безусловно отдаю себе отчет о сложностях, которыми чреваты любые попытки…»

Письмо оказалось длинным, не менее чем на три страницы через один интервал, в результате чего на валике осталось место только еще для двух писем и докладной записки для всех офисов. Когда запись закончилась, я вынул валик, вернул его на место и взял валик номер два, между прочим заметив:

– Полагаю, вы обратили внимание на то, что Бун отправлял свои послания на реактивных ракетах и ждал, что ответы региональных директоров прибудут к нему с разрядами молний?

Вулф мрачно кивнул и посмотрел на перекидной календарь:

– Да, тут явно что-то не так… Бун не мог продиктовать это двадцать шестого марта, в день, когда был убит. Он велел региональным директорам расследовать утечку и предоставить ему отчет к двадцать восьмому марта. Но поскольку служебное письмо отправлено всем региональным директорам, включая Западное побережье, даже с учетом скорости авиапочты и сомнительной возможности провести расследование за один день письмо было надиктовано не позднее двадцать третьего марта, а скорее всего, несколькими днями ранее. Проклятье!