– Виолетта…Подозреваю, твой муж навряд ли был расстроен так же сильно, как и ты?

– Его ведь убили…в прошлом году, – отстраняется, округляя удивленно глаза, а я понимаю, что меня в ней так бесит…Всё! Волосы, слишком светлые, надутые красные губы, слишком большая грудь и эти бледно – голубые глаза. Она сама вся из себя – бледная неинтересная моль на ярком фоне моей жены.

Приобнял её за талию и так же склонился к уху:

– Ты могла бы для вида всплакнуть по безвременно ушедшему мужу.

Она вскидывает подбородок, устремляя на меня высокомерный взгляд, и я улыбаюсь, отстраняясь от неё.

– Мне нужно идти, детка. И я не люблю повторять однажды выученные уроки.

Направился к веранде – так как здесь, в помещении, Дарины я не обнаружил. Остановился, увидев ее, стоявшую возле резной скамейки. Свет луны лениво касается её распущенных локонов, спускаясь на оголённые плечи, и я снова стискиваю ладони в кулаки, чтобы сдержаться от дикого желания коснуться обнажённой кожи, снова ощутить те фейерверки под кожей, которые возникают даже от самых невинных прикосновений с ней.

– Почему ты ушла? Я искал тебя.

Обернулась ко мне, и я резко замолчал, в сотый раз ошеломлённый её ослепительной красотой.

***

Хотелось спросить, когда успел потерять…когда улыбался блондинке или когда поднял бокал вместе с шатенкой?

Но я сдержалась…Не позволила себе показать ему, что именно чувствую. Только не смотреть в глаза. Там моя персональная бездна. Не хочу сейчас идти ко дну. Я не готова. Я слишком беспомощна сегодня. Наверное, потому что весь этот фарс становится невыносимым день ото дня. Кто-то из нас сломается…Точнее, я знаю кто – это буду я.

А за его спиной окна залы, и все уже забыли, зачем собрались здесь, как, впрочем, и всегда.

– Устала от толпы. Не люблю, когда их много. Мне становится душно.

И это правда…Максим знал об этом. Тот Максим. Когда-то я боялась большого скопления народа, потом это переросло в раздражение.

– Многих из них ты помнишь, верно?

Продолжая смотреть на окна.

***

Повел головой, уловив необычные нотки в её голосе. Ревность? Моя маленькая жена ревнует меня к собравшимся здесь женщинам? Боится смотреть в глаза. Боится не меня – себя. Что ее больше задевает: то, что я помню их, или то, что забыл её?

– Верно.

Шагнул к ней, загораживая собой окна.

– Очень многих.

Наконец провести кончиками пальцев по открытому плечу, едва не застонав от удовольствия ощущать бархат её кожи.

– Зато ты никого из этих мужчин и не забывала, верно?

***

Вздрогнуть от прикосновения, но все так же упрямо не смотреть в глаза. Звук голоса впитывается в поры, просачивается под кожу и дурманит вместе с близостью и запахом. Но ведь это все иллюзия. Я словно слышу и вижу призрак. Он так похож, невыносимо, до боли похож на НЕГО, и все же это не он. Но разве тело волнует, о чем я думаю? И по коже волнами расходятся мурашки. От запаха кружится голова. Все эти дни я держала дистанцию. Как могла. Насколько вообще это было возможно.

– Зачем мне их забывать если я даже не думала о них? В моей жизни не было других мужчин.

***

Внутри огненными вспышками долбаное чувство триумфа. Потому что не врёт. Или же настолько идеально лжёт. И я приподнимаю пальцами за подбородок её лицо, склоняясь к нему, вглядываясь в сиреневую бездну, ища отблески лжи в нем.

– И больше не будет, Дарина. До тех пор, пока ты носишь мою фамилию.

А, может, и намного дольше.

***

Смотрит мне в глаза и говорит…говорит. А мне хочется закричать, чтоб не говорил ЕГО голосом, ЕГО слова, потому что этому Максиму все равно…

– Это какая-то игра, да? – очень тихо, закрывая глаза, чтобы все же не смотреть. Не попадаться на этот крючок. Не вбивать его себе в вены настолько глубоко, что потом придется рвать вместе с мясом.

***

Нет, это они – игра. А ты…не знаю. Чем дольше я с ней, тем больше понимаю, не имеет значения, что будет после, но я должен получить её. Не для того, чтобы доказать себе и ей…но для того, чтобы наконец унять этот хренов зуд от желания касаться её постоянно. Иногда кажется, кожу готов содрать с ладоней, только бы не ощущать эту потребность трогать её волосы, её губы, её тело. Сжимать его, впиваться пальцами. Я впервые настолько сильно хотел не просто трахнуть женщину, а касаться, касаться, касаться, чёрт бы её побрал!

– А ты играешь, Дарина?

Закрыла глаза, и я склоняюсь к её губам, очерчивая их языком. Ладонью провести по обнажённой ноге в разрезе платья, поднимаясь всё выше, сдерживая победное рычание, когда едва заметно задрожала.

***

Не открывая глаз, задрожать от прикосновений его языка к своим губам. Не целует, а дразнит. Если Максим решит, что хочет получить любой ценой, он сделает все, чтобы получить. Проводит ладонью по голой коже, поднимаясь вверх, и я невольно впиваюсь руками в спинку скамейки. Предательское желание насладиться этим дольше. На несколько секунд дольше. Я ведь смогу себя остановить…Нас обоих. Как долго, я не знала. Наверное, я надеялась, что Макс устанет от попыток, и в то же время я, наверное, перерезала бы себе вены, если бы он это сделал.

– Не играю…И это страшно не играть, когда играют тобой, – распахнула глаза, невольно проведя языком по влажным губам и вздрогнув от того, насколько он сейчас близко ко мне. В миллиметре. В наносекунде от моего падения в космос его глаз.

***

– А чего еще ты боишься, малыш?

Прижимая её к себе за талию, сатанея от близости её тела. Вдыхать запах её кожи и думать о том, какая она на вкус. Я уже знал это. Я вспоминал его каждый день, который находился рядом с ней. Каждый день, в котором, словно идиот, держал дистанцию, предоставляя ей право выбирать. Решиться самой. Сейчас я полной грудью вбирал в себя её аромат и чувствовал, как сводит скулы от потребности снова ощутить этот наркотик на своём языке, в своей крови.

Запрокидывая её голову назад, провести языком по шее, по истерически бьющейся жилке на горле, стискивая пальцами мягкое тело, вжимая его в себя.

***

Себя!

Я боялась себя. А от прикосновения губ к шее начала дрожать и задыхаться. Впилась в