Я раскачиваюсь и раскачиваюсь, честно говоря, уже не понимая, успокаиваю затихшего ребенка или себя.

Телефон. Найти, звонить всем подряд, искать ответы в соцсетях. Нужно что-то делать! Мне необходимы ответы, пазлы в головоломке, ключи от дверей и чертов ответ «кто убийца». Невозможно представить себе ситуацию хуже, чем полная неизвестность.

Только полная неизвестность и ребенок в придачу.

Который, к счастью, затих. Опускаю взгляд на потяжелевшее в моих руках создание и обнаруживаю крепко спящее чудо. Заснул. С ума сойти.

Аккуратно поднимаюсь на ноги и перекладываю сына на кровать. Обкладываю подушками на случай, если ему приспичит ползать во сне, и медленно выгибаюсь.

Трясу рукой, на которую пришлась основная нагрузка и разминаю затекшую шею.

Начинает возвращаться головная боль.

Смотрю на мирно спящего младенца и руки тянутся к фотоаппарату, который тоже куда-то запропастился. Понимаю, почему у меня в галерее телефона было столько его фотографий во сне. Он умиляет. Какой-то особенной безмятежностью и мягкостью.

Все, что меня нервировало, пока он бодрствовал: изогнутый в крике рот, круглые неразумные глаза-бусины, неугомонные ручонки, теперь трогательно милы.

Маленький кулачок подпирает пухлую щеку, рот приоткрыт маленькой «о», через которую выходит тихое сопение, ресницы такие длинные и черные, что легко спутать с девчачьими.

И если бы мне удалось надеть на него что-то кроме подгузника, это был бы прекрасный кадр — для любого женского журнала на тему: радости материнства.

Которых, как я уже успела прочувствовать, не существует. Какая искусная печатная ложь. Как и все в этом мире.

Но неожиданная мысль глушит никчемные рассуждения: я ведь могла работать на эти журналы! С путешествиями завязала, но тут такой пласт для коммерческой фотографии. Конечно же. Как эта мысль не пришла мне раньше? Я бы ни за что не отказалась от дела своей жизни.

Итак, новая цель: найти телефон и Кенни.

Неожиданно квартиру наполняют звуки тяжелого рока, которые сотрясают стены и заставляют дребезжать предметы на столе. Марсель кривится во сне и начинает хныкать. Только не просыпайся, только не просыпайся! Ну все, поздно.

Дополненный план: сначала убить соседа.

Марс снова не слезает с рук, так что убийство любителя хэви-метал откладывается. Я несу сына в детскую комнату и принимаюсь рыться в комоде с вещами, чтобы найти, во что одеть это неугомонное существо. Оставить его одного, пока я разбираюсь с уродом за стеной — не вариант. Нести его голым на лестничную клетку — идиотизм.

А стены все трясутся, барабанные перепонки кровоточат. Марсель плачет.

Симфонический оркестр в психушке и скоро с меня начнут снимать мерки для смирительной рубашки.

Выдвигаю пару верхних ящиков: аптечка, салфетки, крема, запасные пустышки, какие-то бумажки. Ясно, понятно. Второй ящик — полотенца и какие-то тряпки с цветастым узором, четко ассоциирующиеся у меня с больницей, после двух менингитов-то. Третий — одежда, аллилуйя. Достаю какую-то кофту с длинным рукавом и мягкие штанцы. Или это колготки? Не важно. Главная задача — тупо одеть.

Марс видит в руках тряпки и тут же тянет к ним ручонки. Бороться с девятимесячным пацаном оказывается непростым делом. Откуда столько силы в этих пухлых ручонках? Он тянет на себя синюю кофту и нервно кряхтит, подвывая в ритм Металлики, так что в целях собственного душевного спокойствия я сдаюсь и отдаю ему чертов кусок хлопка.

Он тут же нервно кидает его на пол.

Вот за… маленький негодник. Это игра такая? Или ты просто не любишь эту кофту?

— Ладно, а как тебе эта? — вытягиваю нечто бежевое.

Что повторяет путь синей кофты.

— Может эта? — достаю красную футболку.

Она присоединяется к кучке на полу, сопровождаясь громким писком.

— Может, ты вообще не любишь одеваться? — серьезно заглядываю в круглые глазки с нахмуренными бровями. Боже, вылитый папа-йети. Тут анализы ни к чему, гены пальцем не размажешь. — Будешь таким же лохматым и угрюмым, да? — зачем-то спрашиваю у пацана, продолжая рыться в удивительно аккуратной полке.

Сплошные стопочки, стопочки. По категориям, цвету, размеру. Боже, меня укусил педант?

Подкидываю Марселя немного вверх, поправляя на руке, и продолжаю перебирать сложенную вчетверо одежду пальцами. Неожиданный визг прямо мне в ухо, чуть не лишает ребенка матери. Что? Вот эта вырвиглаз зеленая штука? Достаю тонкую кофточку с каким-то синим чудиком на животе. Боже, вкус этот мальчишка унаследовал тоже не от меня.

— Окей, одеваемся.

Поворачиваюсь к дивану, отмечаю разбросанные по полу вещи, не высохшую лужу и странное пятно на месте, где я оттирала маленький сюрприз Марселя, и разворачиваюсь обратно.

— Переоденемся в другой комнате, — твердо решаю я.

Марс снова хватает меня за прядь волос и тянет себе в слюнявый рот. Пихает в рот свой кулак с зажатыми розовыми прядями и радостно агукает. Соска. Нужна соска.

Срочно.

Так, верхний ящик, ага. Вытягиваю одну из пустышек с колпачком и надеюсь, что она стерильная. Ну, выглядит по крайней мере чистой.

— Марс, Марсель, смотри! Соска! Это гораздо лучше волос, да? Го-раз-до, — уговариваю слюнявого выпустить мои волосы. Он поддается. Тянется за пустышкой, ловко снимает с нее колпак и сует в рот.

Красавчик.

— А теперь пойдем убьем дядю за стеной!

Я кидаю крышку от соски в выдвижной ящик, чтобы она не потерялась среди этого бедлама и взгляд падает на вырванный из блокнота листок. С моим почерком.

Так, а это интересно.

Небольшой лист бумаги весь исписан мелкими быстрыми закорючками.

07:00 Первое кормление. Смесь 3 мерные ложки, 90 мл воды.

10:00 Второе кормление. Овощное пюре, 1 банка (кабачок, брокколи, цветная капуста) 11:00 Прогулка…

Да это же расписание, черт возьми. Я составила расписание!

Вчитываюсь в подробный распорядок дня, список продуктов, которые можно давать, одежду, которую одевать. А вот и любимая зеленая кофта.

— Написано, она для дома, дружочек, — отрываюсь от листа, чтобы взглянуть в лицо сына. — А впрочем ладно, один разочек можно и на выход.

Список лекарств, телефон поликлиники, врача, еще бог весть кого…

Переворачиваю страницу: подробное описание как укладывать спать, как купать.

— Оказывается, там какая-то горка для купания у тебя есть, — снова обращаюсь к Марсу, притихшему в процессе жевания соски.

Вот это я постаралась. Может, предчувствовала, что меня шандарахнет, и я потеряю память? Иначе для чего… совсем не в моем духе фиксировать каждый шаг и жить в таком диком режиме.