— И как же это у вас в душе укладывается, коммунизм и религиозность? — улыбнулся я. Похоже, старик разговорился от волнения. Переживал за меня сильно, не будучи рядом, вот и пробило его на рассказы о своем прошлом.

— А никак, — отмахнулся Иван Дмитриевич. — В церковь я не хожу, свечки не ставлю. Считаю, что, если у человека в душе зло, никакие молитвы ему не помогут. Просто стараюсь жить по совести. А такое бытие очень много общего с библейскими заповедями и православием имеет. Вот только не со всем я согласен. Терпение дело хорошее, но не всегда. В иных ситуациях, оно в рабство и жизненные трагедии превращается. И «не убий» заповедь тоже так себе. Иных тварей не только можно, но и нужно жизни лишать, чтобы меньше зла окружающим несли. А бог… Он в душе должен быть. Лучший храм для верующего — это сердце. А попы, церкви это уже дело вторичное. По большому счёту человеку для общения с богом посредники не нужны. Только тот, кто духом колеблется, или нуждается в утешении, идёт к пастырям. Такое моё мнение. Если подытожить, я не особо религиозен. Но к верующим отношусь нормально. Для меня главное, чтобы человек был стоящий, а что у него на груди, крестик под рубахой спрятан, или комсомольский значок на лацкане пиджака, не интересует. Но иногда, как говорил мой фронтовой товарищ Гриша Туманов, вот вроде и знаешь, что бога нет, а где-то в глубине души хочется верить в высшую справедливость. Что где-то там высоко в небесах сидит Всевышний и всем подонкам по заслугам воздает. Даже если в этом мире им удалось избежать наказания, то там наверняка черти голой задницей на сковороду посадят. С этой верой жить намного легче.

— А коммунизм тут причем? — я с интересом ждал продолжения.

— Коммунизм, Леша, это тоже вера, — усмехнулся старик. — Но вера в светлое будущее, построенное руками людей здесь и сейчас. И знаешь, я ещё на рабфаке начал читать классиков марксизма-ленинизма, и, к своему удивлению, обнаружил много сходства с православием. Вот смотри, по церковным канонам, люди рождаются равными. И марксизм утверждает, люди должны быть равными по возможностям и правам. А какое нахрен равенство было в той же царской России, когда одни рождаются с золотой ложкой во рту, и проводят свою жизнь в праздности и неге, посещая балы, светские салоны, выставки художников, а другие пашут за копейку, надрываясь, вытягивая последние жилы, чтобы самим не умереть с голоду? Барин в своем поместье, промышленник на заводе царь и бог, а крестьяне и рабочие хуже скотины. Вот здесь и закавыка кроется. Священники призывают нищих терпеть все унижения, обещая рай в загробной жизни, поскольку нынешний порядок нам богом был дан. А большевики хотели сменить общественный строй на более справедливый для обычных людей — вот вся и разница. Ладно, я чего-то разговорился не по делу. Не обращай внимания, старею, наверно.

— Да ничего страшного, — успокоил старика я. — Мы все равно Сергея Ивановича ждём, пока он закончит.

В процессе монолога деда я периодически посматривал по сторонам, контролируя обстановку, пока мы общались на тему религии и коммунизма…

После боя, «МИ-24Д», спустился пониже, сделал над нами прощальный круг, подняв ураганный ветер, убедился, что всё в порядке, и улетел в сторону леса, громко стрекоча лопастями пропеллеров.

Зашевелился Андропов. Старшина подхватил под руки ещё толком не пришедшего в себя председателя КГБ, и вместе с подбежавшим спецназовцем усадил в нашу машину, устроившись рядом.

Спустя минут пять на дороге появился желтый милицейский «УАЗик». Сначала остановился метрах в пятидесяти от нас. В окно выглянуло круглое лицо в форменной шапке-ушанке. Заметивший появление гостей капитан, вытащил из кармана куртки и расправил уже знакомую, сложенную вчетверо тонкую кипу бумажек. Махнул рукой милиционерам, «мол, подъезжайте сюда».

«УАЗик» медленно приблизился, из машины вылез смущенный старлей, повесил на плечо сумку-планшет, и пошел навстречу Сергею Ивановичу.

«Похоже, участковый», — отметил я. — «Такие сумки им выдавали, чтобы на месте протоколы составлять. Да и вокруг одни деревни, откуда здесь так быстро операм взяться?»

Милиционер посмотрел бумаги, вытянулся. Капитан что-то коротко сказал ему, тот козырнул и бегом бросился обратно к машине. Наверно, начальство и врачей вызывать.

Еще через десяток минут на трассе царило настоящее оживление. Подъехали в сопровождении милицейской «трешки» с мигалкой, три «Скорые». Врачи шустро высыпали из машин, начали осматривать уже перевязанных раненных и перетаскивать их в свои автомобили. Подкатила черная «волга» с недовольным пузаном, по-видимому, местным начальством. Ознакомившись с документами, толстяк моментально расплылся в широкой улыбке и с почтением внимал, что-то говорящему капитану.

Сразу за ними, на трех «уралах» подоспели бойцы «Дельфина». По команде капитана они сразу оцепили участок трассы с поврежденной техникой и догорающими машинами. Ещё через пятнадцать минут, на представительской «чайке» из ГОНа, примчался мордастый дядька с тройным подбородком и насупленными густыми бровями, потрясая бумажкой в руке. Разговаривал он громко, командным тоном, и из обрывков фраз я понял, что это Семен Кузьмич Цвигун, первый заместитель председателя КГБ с приказом Брежнева. С ним приехал высокий крепкий брюнет лет сорока в зимнем кителе с генеральскими милицейскими погонами. В прошлой жизни я читал «Огонек», «Человек и Закон» и сразу же узнал, знакомого по статьям и фотографиям из зала суда Юрия Чурбанова. Зять генсека и заместитель министра внутренних дел, выглядел моложе и подтянутее своей поздней версии, но на каменном лице, отмеченном печатью власти, уже просматривалась небольшая одутловатость, вызванная регулярным употреблением спиртного.

Пузатый из местной власти, и прибывший следом майор милиции, сразу поняли, кто к ним пожаловал. Мент вытянулся как струна, сложив руки по швам и поедая начальство преданным взглядом. Угодливая улыбка толстяка стала ещё шире, угрожая развалить лицо пополам. Приехавшие милиционеры, ставшие в оцепление с «дельфинами», шустро задвигались, изображая бдительность и готовность охранять место побоища от посторонних. Случайные водители, заехавшие на этот участок трассы, с обеих сторон показательно разворачивались громкими криками и жестами, под небрежными взглядами начальства.

Только Сергей Иванович не суетился. Чуть подтянулся, подобрался, но подобострастие и радость от лицезрения двух важных начальственных лиц не демонстрировал, оставаясь таким же серьезным, сухим и деловитым. Обменялся рукопожатиями с прибывшими, перекинулся несколькими фразами, взял бумажку, протянутую Цвигуном, и двинулся к нам.

— Всё в порядке? — капитан цепко оглядел нас, кинул взгляд на уазик, где виднелась сгорбленная, поникшая фигура Андропова, рядом с плечистым старшиной.

— Так точно, Сергей Иванович, — весело