К дому мы подошли, когда уже зажгли фонари. Волк подал мне рюкзак:

– Еще не надумала сходить на занятия к нам?

– Честно говоря, вообще об этом не размышляла.

– Завтра у десятого хорошие уроки. Литература, два русских языка, биология, история и английский.

– Ты наизусть расписание не своего класса знаешь?

– Гери в десятом.

– И что с того?

– Он прогуливает часто, и я должен знать, к каким учителям тащить его извиняться или писать пропущенные работы.

Бедный младший братишка Гери.

– Не знаю… – вздохнула я. – Правда. Но обещаю подумать. Если решу идти, куда подходить?

– К кабинету литературы. Расписание с номерами аудиторий висит на доске объявлений за раздевалкой, у ИЗО. Надеюсь, решишь попробовать. Вдруг тебе у нас понравится.

– Вряд ли. Я гуманитарий, а у вас напор на точные науки.

– Их легко понять. А если что, можешь всегда обращаться ко мне, я разъясню.

– Спасибо на добром слове. Ладно, я пойду, пожалуй…

– Конечно. Приятно было пообщаться. Отдохни как следует.

– Взаимно. Спасибо.

Мы пожали друг другу руки на прощание и разошлись: он зашагал дальше по дороге, а я нырнула в подъезд. Воображение уже рисовало тепло одеяла, скрип карандаша по бумаге и шершавую поверхность кисточки. Все внутри бурлило от желания как можно скорее нарисовать волка, явившегося в кошмаре. От воспоминаний о воде, тьме и монстрах хотелось кричать, но волк – восхищал. Мощные челюсти с острыми клыками, горящие серые глаза, темная лоснящаяся мокрая шерсть, сильные лапы…

Я нажала на кнопку и услышала, как внутри раздалась трель звонка. Топот ног оповестил, что открывать мчится брат. В лесу что-то померло, не иначе.

Щелкнул замок, в лицо ударил теплый воздух, пропитанный аппетитным ароматом ужина. Живот скрутился в узел – только сейчас я осознала, что не ела практически весь день.

– Ия вернулась! – заорал братец так, что у меня заложило уши.

Из кухни показалась мама:

– Привет. Как игра?

Я выдавила хилую улыбку:

– Отлично. Прости, мы немного задержались.

– Ничего. Ты голодна?

– Немного.

– Тогда положу тебе. Переодевайся и проходи к столу. Можешь взять еду в комнату, мы уже поели, компанию тебе не составим.

Какая щедрость. Обычно мама категорически запрещает есть вне кухни, дескать, неэстетично. Будьте добры, не портить диваны и письменные столы пятнами от кетчупа.

– Спасибо. Папа дома?

Мама отрицательно покачала головой:

– В командировке. Будет только ночью.

Как кстати! Значит, сегодня можно жить спокойно. И завтра, если незаметно ускользну с утра.

– Так нечестно, – надул губы брат. – Он обещал привезти мне новую игру сегодня!

Мама потрепала его по темным волосам:

– Привезет чуть позже. Папа когда-нибудь нарушал свои обещания?

– Нет, – нахмурился мальчишка.

Это в отношении тебя он ничего не нарушал, а стоило мне что-то попросить – и приходилось выпытывать, ведь просьба мгновенно выветривалась из его головы.

Я дотащила рюкзак до комнаты и примостилась на кровать. Тело ломило, голова гудела, ноги отнимались. Хотелось лечь и не вставать, погрузиться в вечный сон. Жаль, что завтра только четверг. Еще никогда я не уматывалась так меньше чем за неделю. Словно уже весь второй триместр проучилась.

Скрепя сердце, преодолевая напряжение в мышцах, стянула с себя форму и влезла в домашнюю одежду. Ела все-таки на кухне под шелест телевизора. В происходящее на экране так и не вникла, но шум помогал держаться за реальность.

Кстати, у волков, получается, занятия завтра те, что у лисов будут послезавтра. Если пойду к ним, не нужно будет напрягаться. Конечно, опять незнакомые люди, но лучше так. К тому же там Гери – он хоть и неприятный тип, зато знакомый и друг Изенгрина.

Решено. Завтра иду к волкам.

* * *

Проснувшись, я не чувствовала ни плеч, ни шеи: умудрилась заснуть в рабочем кресле, укутавшись в толстый плед и так и не выключив настольную лампу, с карандашом в онемевших пальцах. Тело превратилось в сплошной сгусток страданий, однако я все же откинулась на спинку кресла, с кряхтением опустила ноги на пол. Жутко чесалось лицо: к щекам прилипли частички грязного ластика и обломавшиеся стержни автоматического карандаша.

Настроение поднял лишь лежащий на столе рисунок.

Лист казался зеркалом, к которому с другой стороны вплотную подошел волк; его морда занимала практически всю площадь. Распахнутая пасть с клыками-кинжалами, острые уши, шерсть, переливающаяся от черного к серому, и глаза, огромные, голубые, печальные, будто на них вот-вот выступят человеческие слезы. Он не выглядел агрессивным, не рычал и не угрожал, а словно звал, пытался достучаться до кого-то, и я почти слышала скуление из далекого мира, где он находился.

Я провела по рисунку кончиками пальцев, и их коснулось едва уловимое звериное жаркое дыхание и нечто липкое, будто их кто-то лизнул. Я отдернула руку.

Волк вышел слишком живым.

Я напрягла память, но вчерашний вечер из нее будто стерли. Удалось поднять на поверхность, лишь как я накинула на плечи плед и провела первую карандашную линию. Дальше – пустота.

Как бы то ни было, временем на размышления, куда делся вчерашний вечер, я не располагала. Стрелки часов тикали к двадцати минутам восьмого. Следовало спешить, чтобы не опоздать – сегодня я не могла позволить себе такой наглости, ведь иду не к более или менее привычным лисам, а к чужакам-волкам. Не хотелось бы вызывать недовольство их учителей.

Рисунок я аккуратно передвинула к пустому концу стола, чтобы его ничто не помяло. Тот вышел слишком красивым, чтобы оставлять его в папке с остальными или вешать в один ряд с набросками на стене. Нужно отдельное место, заметное.

Форма слегка помялась, но выглядела вполне приемлемо. Переодевшись, я провела расческой по волосам, закидала учебники в рюкзак, нырнула в ванную, ничуть не заботясь о том, что родители или брат могут заметить, умылась и полностью готовая пошла к шкафу, где висела куртка. Следовало как можно быстрее застегнуть молнию и бежать на занятия, чтобы прийти чуть-чуть пораньше и разобраться, что, где да как.

Хотя Изенгрин сказал, что все будет как обычно – наверное, придется подольше посидеть в школе. Скажем, на стульях в «вакууме» – площадке в конце коридора, где обычно веселятся младшие классы и списывают друг у друга старшие, руководствуясь принципом «на видном месте никто не заметит».

Я выудила ключи из кармана, набитого жвачкой и пятидесятирублевыми купюрами, и распахнула дверь.

На подходе к школе от спешки даже волосы под шапкой вспотели, и я стянула ее прежде, чем оказалась внутри.

Непослушные пряди упали на лицо и загородили обзор. Отмахиваясь от них, чтобы не щекотали нос, и параллельно расстегивая