– Как видишь, живая, – усмехнулась Женя. – Даже здоровая. И почти замужем.

– Очень плохо? Я могу тебе помочь?

– Да, мне нужна вода. И тряпки, Лис, у меня нечистые дни.

– Да, конечно, – степнячка стремительно выбежала прочь и очень быстро вернулась с ведром воды и комком ткани. – Вставай, я тебе помогу.

Она не позволяла Женьке даже пошевелится, мгновенно раздела ее догола, обтерла влажной тканью, по-хитрому обвязала ее бедра тряпками и накинула на тонкое, почти мальчишечье тело длинную рубаху в пол, которую нашла где-то тут же в шатре. Женька стояла, даже не пытаясь сопротивляться. Ей было совсем плохо. Она не понимала половины слов Листян. Страшно хотелось пить.

– Девушкой ты гораздо красивее, чем мальчиком, – наконец отступила на шаг степнячка. – Такая… тоненькая, и глаза, глаза! Как небо, Дженай!

– Дженна, – автоматически поправила ее Женька. – Я теперь Дженна.

Она попыталась сквозь туман, охвативший ее разум, понять, что вообще происходит. Одела ее Листян странно: рубашка до пят, сверху шелковый халат, перевязанный широким поясом. На голове остроконечная шапка с “ушами” из металлических и каменных бусин. Так. Она, видимо, все же невеста.

– Дженна, Дженна, – усмехнулся знакомый голос. – Поди сюда, женщина-воин. Держи.

Ей в руки сунули глиняную чашу.

– Баяр, разводи огонь.

Баяр тоже здесь? Судя по тому, как пахнуло дымом – да. Она обернулась встревожено: в кругу камней пылал огонь. Небольшой, но вполне настоящий.

– Ты должна приготовить чай, Дженна, – командовал Аасор. – На огне, который зажег тебе муж. А он должен его выпить…

– И не умереть? – не удержалась Женька.

– И молчать. И ты будешь молчать. До рассвета, ясно? Ты не знаешь наших обычаев, поэтому Листян тебе подсказывать будет.

Баяр молчал, только смотрел на Женьку так, что она невольно ежилась. Нет, его лицо было словно каменным. Совершенно ничего не выражало. Но она каким-то чудом понимала, что он очень напряжен.

– Положи в чашку листья, – тихо сказала Листян. – На глаз. Сколько положишь.

Женька умела заваривать чай, даже травяной. Ничего сложного. На ее взгляд, чашка вмещала в себя пол литра воды, поэтому она кинула листьев три щепоти. Чтобы чай был со вкусом и цветом чая, а не горечи вяжущей.

– Воды полчашки налей и поставь на огонь.

Послушно сделала то, что ей сказали. Молча смотрела, как в чашке кружатся листья, как вода закипает.

– Молоко и соль.

Соль? Прелестно. Та еще гадость будет! Взяла из рук Листян чашку с жирным желтым молоком, подумав, поставила на край очага. Поискала глазами какую-нибудь тряпку, чтобы взять горячую чашу с чаем. Не нашла, подхватила рукавами, поставила на тот самый столик. Тонкой струйкой влила теплое уже молоко. Скрипнув зубами, добавила немного соли – на глаз. За ней все молча наблюдали – даже с какой-то тревогой. Дальше-то что? Ах да, подать “мужу”.

Снова подхватила рукавами, аккуратно поднесла Баяру. Он взял чашу голыми руками, обжигая взглядом черных как ночь узких глаз. Невольно захотелось спрятаться, скрыть лицо, но она не позволила себе этой слабости. Нет, не будет Женька прогибаться. Никогда. Баяр, глядя ей в глаза, поднес к губам чашу и медленно попробовал эту пародию на чай. Ей вдруг показалось, что он выпил бы сейчас даже ослиную мочу с таким же равнодушным видом. Только бы его не стошнило сейчас, вот будет номер!

Но он выпил до дна, а последние капли и листья вытряхнул в огонь. Перевернул чашу, положив вот так на стол. Снял с нее дурацкий колпак, провел ладонью по коротким волосам, ероша их, грустно усмехнулся.

– Вкусно тебе было, нөхөр (*муж)? – спросил Аасор очень тихо.

Баяр кивнул.

– Пусть же вся ваша жизнь будет вкусной, как соль, крепкой, как чай и богатой, как молоко.

Снова кивок.

– Пусть ты не можешь сейчас заплести Дженне косы, – так же тихо сказала Листян. – Она все равно теперь эхнэр (*жена). Сладких вам ночей и долгих дней.

Они ушли, а Дженна с Баяром остались наедине. Он молча привлек ее к себе, погладил костяшками пальцев по шее, развязал пояс и спустил с ее плеч халат. Потом шумно вздохнул, подхватил ее на руки, унес за полог в “спальню”, уложил на шкуры и лег рядом. Долго гладил по светлым волосам, пока у нее глаза не закрылись. Дженна задышала легко и ровно. Спит. Он спать не мог.

Самое странное, чай ее был ровно таким, каким и должен быть. Идеальным. Она, чужачка, совершенно не знакомая с обычаями кохтэ, сделала все правильно. Баяр не раз видел, как морщились и кривили губы женихи даже самых завидных невест. Знал и то, что многие женщины нарочно варили как можно более невкусно, зная, что жениху придется выпить эти помои – если он не хочет отказаться от брака. А чай Дженны был очень приятен и свеж. Всего в меру. Можно ли считать это знаком?

Она заворочалась у него под боком, смешно наморщила нос, и у Баяра вдруг заныло в паху. Вот это – точно хороший знак. То, что он ее желал, было правильно. Он обязательно ее возьмет, и даже не один раз. Вспомнил ее грудь, которую он очень хорошо запомнил, нежную белую кожу, розовые соски – и стиснул зубы, переводя дыхание. Всё будет, Баяр. Она теперь никуда от тебя не денется.

Сейчас все равно совершенно не время для удовольствий. До утра было не так уж и долго. Как он будет объясняться с отцом, Баяр не знал. Было немного страшно. Взять даже наложницу без дозволения хана было немыслимо, что уж говорить о жене... Но дело сделано, уже поздно придумывать, как надо было поступить. Завтра. Все завтра.