Шрифт:
Закладка:
Теперь они пища…
Все эти мысли пролетают в моем мозгу, ребята даже не успевают вылезти из машины в указанном месте. Меня словно бьют огромным мешком. Всё ясно встает перед глазами: жизнь под началом Иваныча, общение только со своими, ни шага за запретную веревку.
Только со своей стаей.
Игра…
Каждый день настороже, каждый день на взводе – будто я заразился СПИДом. От этих мыслей уши разгораются жарче восходящего солнца.
– Тут тоже пахнет человеческой кровью! – замечает Вячеслав, принюхиваясь к воздуху.
Я тоже чувствую запах. Он кажется мне знакомым…
такой чудесный…
волнующий…
Теперь люди – пища!
– Ребят, может, показалось? – неуверенно спрашиваю я. – Ведь мы же из дома, пропиталась машина запахом от убитой курицы?
– Да и Григорьевна не зашла, – медленно произносит Фёдор, – хотя чего гадать-то? Пошли на запах, всё и узнаем.
Машина последний раз фыркает, когда я поворачиваю ключ. Перепрыгиваю сточную канаву, спешу вслед за парнями и вижу их фигуры уже в пятидесяти метрах от себя. Ого, вот это у них скорость, причем Вячеслав ещё и успевает принюхиваться.
Я бегу изо всех сил, но не успеваю за двумя парнями. Злюсь, зубы скрипят, но расстояние между нами неуклонно увеличивается. Ребята мчатся метеорами по пересеченной местности к заросшей бурьяном выемке леса. Из кустов что-то блестит.
Я подбегаю к двум застывшим парням и чувствую, что не только сердце пытается выскочить наружу. Желудок рвется к горлу, норовя выплеснуть на невысокую траву то, что не успел переварить вчера.
В кустах блестит достопамятный «бандитский» джип, над его крышей кружат мириады мух. Зеленых, черных, блестящих… В разбитых окнах виднеются багрово-черные лица тех самых парней… «нормальных людей».
Джип обнимает огромный дуб, и от этого страстного объятия промялась внутрь наглая морда блестящей машины. Но парни умерли не от столкновения – на шеях, лицах, виднеются следы огромных зубов. Я застываю от осознания страшного факта: так вот чем пахло от Марины в ту ночь…
Вот что учуяли ребята…
Запах смерти и разложения.
Я сгибаюсь в скрутившей судороге, желто-красная жидкость всё-таки вырывается наружу. Ребята мрачно смотрят на машину и пассажиров. Застывшие в разных позах, с одинаковыми выражениями ужаса на окровавленных лицах, они меньше всего походят на тех самых крутых пацанов, что обещались отодрать Марину на моих глазах.
– Попадались как-то на пути, но тогда я с ними по-человечески поступил, – протягивает Вячеслав. – Вырубил, да и был таков, но видно они попались кому-то менее терпеливому.
– И, похоже, я знаю кому! – позывы прекращаются, и я могу нормально дышать.
– Кому? – резко повернулся ко мне Фёдор. – Только учти при ответе, что не говори неправду, иначе я…
– Мы видели этих ребят, и они предложили прокатиться Марины до ближайших кустов…
– Замолчи.
На выдавленный глаз водителя садится огромная зеленая муха. Словно на мармеладный шарик… В другой глазнице шевелятся белесые личинки. Сколько же они здесь пролежали, всего несколько дней?
Теперь они пища…
Тут же выныривает сообщение:
Получено второе задание
Помоги охотнику
– Федя, ты знаешь, о ком я хочу сказать…
– Заткнись!
– Фёдор Владимирович, истину не скроешь! – вставляет своё слово Вячеслав. – Если это она…
– Завалите хлебала! Оба! – кричит покрасневший Федор. – Мы приедем домой, и спросим у неё. Пока же она невиновна, а будете вякать – порву!
– Хорошо, Фёдор! – успокаивающе говорит Вячеслав. – Забираем мотоцикл, и едем домой. На месте же и разберемся.
Муха слетает на торчащий из порванного рта язык. Я отворачиваюсь, желудок еще пару раз пытается выброситься наружу. Стекают стеклянной нитью вязкие слюни.
Возвращаемся также быстро, как и прибежали. Я не стал закапывать рвоту – вряд ли по ней меня вычислят, даже с собаками. В этом лесу можно даже атомную бомбу хранить на поверхности, не скоро её отыщут. Если бы не отменный нюх берендеев, то и мы сюда бы не сунулись и неизвестно, сколько времени пришлось бы стоять разбитому джипу среди черных стволов.
Угрюмый Фёдор приводит нас к тому месту, где он скатил в овраг опустошенный мотоцикл. Я в другое время восхитился бы отделкой байка, если бы перед внутренним взором не стояло глазное яблоко, а с него не пялилась фасетчатыми выпуклостями огромная зеленая муха.
Задняя дверь вмещает мотоцикл, но коляску приходится оставить на месте – не влезает. Опять забрасываем её еловыми лапами так, что с дороги не заметишь, и трогаемся в обратный путь.
Федины желваки играют как волны при девятибалльном шторме. Вячеслав насуплено молчит, я тоже не знаю чего говорить. Растерзанные люди из джипа словно сидят в кабине и ждут, что мы о них скажем. Плохо отзовемся или хорошо? Убиты за то, что попались берендейке… или это не она? В таком настроении мы и подъезжаем к дому Иваныча. Бесстрастный дракон всё также наблюдает с конька за суетящимися людьми. Федор бежит к дому Марины.
Проходят долгие десять секунд. По улице идет сгорбленная старушка. Ветхие галоши поднимают пыль, подол платья задевает головки одуванчиков. В сморщенной руке авоська с банкой молока. Идет и не знает, что где-то рядом притаилась кровожадная смерть.
– Её нет! – из Марининого дома выскакивает Фёдор.
– Кого потеряли? – высовывается с огорода Иваныч.
– Михаил Иванович, не в курсе – где Марина? – спрашивает Вячеслав.
– Так это, как вы уехали, я ей нотацию прочитал, и она в магазин упорхнула. Минут через пять-десять должна появиться. А что вы такие запыхавшиеся?
Вячеслав коротко рассказывает о нашей находке. Брови Иваныча ползут всё выше. Он зло смотрит на меня, я кивком подтверждаю сказанное. Михаил Иванович бросает взгляд на концы защитной веревки, втягивает ещё раз ноздрями воздух.
– К Григорьевне! – командует старший берендей.
Мы толпой кидаемся к дому соседки. Калитка незаперта, также как и коричневая входная дверь. Потемневшие кровавые пятна также идут за угол. Я заглядываю туда. Над сморщенной головой курицы кружатся знакомые мухи. Само тельце оказывается сброшенным вниз и лишь кучи перьев и обглоданные мосластые ноги напоминает о его прошлом. Похоже, что до курицы добрались местные кошки.
– Мать её через коромысло!!! – раздается рев из дома.
Ноги сами несут в дом, и в нос с размаха ударяет тошнотворная вонь. Если бы не выброшенная раньше пища, то меня бы вырвало здесь. Трое берендеев склоняются над подвалом. Я тоже заглядываю туда.
– Сегодня мы ищем её сами, но если не найдем, то ты! – тяжелый взгляд Иваныча упирается в меня. – Ты едешь к своему другу-охотнику.
В глубине подвала на куче картошки лежит пожилая женщина с разорванным горлом.
Теперь они пища…
