тот говорит.

– Этот мальчишка, сынок из той семьи, который поджег одного из наших друзей. Все бездомные об этом знают. Теперь он мертв. И некоторые из нас… ну, мы думали, что, может быть, ты это сделал. Это же так? Это был ты?

– Ты ошибаешься.

– Да нет, это точно был ты. Ты же на нашей стороне, ведь так? Я же… ну, то есть, это же так, да? – Мужчина почти умоляет его, как кетчер бейсбольной команды, упрашивающий судью пересмотреть счет.

– Я выполняю только ту работу, на которую меня нанимают. Пока кто-то не попросит, а я не соглашусь, я не работаю.

Сказав это, Кит отворачивается и уходит от них. Все трое бормочут свои сбивчивые «до свидания». Он возвращается к своему жилищу, то есть к своей картонке и куску полиэтилена. Машет правой рукой, как будто отгоняет комаров, но в действительности пытается изгнать духов умерших, которые и теперь, кажется, вьются вокруг него.

На его телефоне входящий вызов.

«Сравняй счет». Слова продолжают звенеть у него в ушах. «Сравняй счет, а потом уйди на покой. Звучит неплохо. Сравняй счет. Расплатись по всем долгам. Уладь все свои дела».

Кит оглядывается через плечо на троих мужчин, но обнаруживает, что они исчезли. Он чувствует укол страха. «Это и вправду была какая-то странная галлюцинация». Но кастрюлька все еще там, над ней поднимается пар.

Возможно, они просто ушли за водой.

Он отвечает на телефон и слышит Кадзи, чей голос звучит почти неестественно жизнерадостно.

Цикада

Покинув квартиру Иваниси, Цикада идет вдоль реки к станции, возле которой крадет на парковке приглянувшийся ему велосипед. Дождь почти прекратился. Он седлает велосипед и крутит педали. Останавливается у круглосуточного супермаркета, чтобы купить продукты, и отправляется к себе домой. Это старое здание с узкими неприметными воротами. Оно выглядит, как брусок застывшего желе конняку[17], поставленный на торец.

Цикада доходит до квартиры, расположенной в самом дальнем конце коридора на втором этаже, достает ключ из тайника за газовым счетчиком и отпирает дверь. Его жилище состоит из двух комнат, каждая площадью шесть татами[18], с деревянным полом. В комнате на восточной стороне стоит одноместная кровать и шкаф, набитый CD-дисками, который занимает большую часть пространства. Квадратные часы, установленные на шкафу ровно посередине, показывают одиннадцать часов утра.

Цикада заходит в кухню и засыпает только что купленных устриц [19]в миску с водой, чтобы смыть с них песок. Они останутся там до обеда.

Глядя в наполненную водой миску, он видит пузырьки воздуха, поднимающиеся к поверхности, где они беззвучно лопаются один за другим. Это дыхание устриц. Они тихо приоткрывают створки своих раковин и дышат. Это восхищает Цикаду, захватывает все его помыслы. «Они живые. Это и впрямь что-то удивительное…»

Время, которое он проводит за мытьем устриц от песка и наблюдением за ними, – самые счастливые минуты его жизни. Он не знает, интересует ли это других людей так же, как его, значит ли для них что-нибудь, но Цикада чувствует себя так спокойно, когда видит, как дышат устрицы… На него снисходит гармония.

«И люди тоже… – думает он уже не в первый раз. – Если б можно было увидеть, как дышат люди, как они выдыхают пузырьки воздуха или клубы дыма, то, может статься, можно было бы лучше понять, что они действительно живые. Если б все люди, которые ходят вокруг, выдыхали крошечные пузырьки, как эти устрицы, было бы намного труднее причинить им вред. Да, это точно было бы труднее… Но все же, несмотря ни на что, я ем устриц».

Некоторое время Цикада продолжает стоять и пристально смотреть, зачарованный мирной жизнью устриц, такой очевидной и неоспоримой. «Я собираюсь убить их и съесть на обед», – думает он. Для него это очень важно. Можно сказать, это имеет для него критическое значение. Он чувствует, что люди должны отдавать себе больше отчета в том, что они выживают, лишь убивая и поедая других живых существ.

Из комнаты доносится механическая мелодия рингтона его телефона, и он отправляется туда, чтобы взять его из кармана своей замшевой куртки, висящей на вешалке. Ему может звонить только один человек.

* * *

– Отпустить человека домой и затем потребовать от него немедленно вернуться – это не очень-то красиво. – Цикада садится в массивное кресло, стоящее у стены, и пристально смотрит на Иваниси, который сидит, упершись локтями в стальную поверхность стола. – Разве твой драгоценный Джейсон ничего об этом не говорил?

– Криспин, – голос Иваниси звучит раздраженно, он буквально выплевывает слова. – Будто ты занимался там чем-то важным… Что ты делал? Скорее всего, просто шатался по квартире и смотрел телевизор.

– Устриц.

– Что, теперь есть устричный канал?

«Что за идиот», – думает Цикада со вздохом.

– Каким же нужно быть бездушным человеком, чтобы пытаться дать мне новую работу сразу после того, как я закончил одну, не дав мне никакой передышки.

– Оставь при себе свои жалобы. Поступил новый заказ. Я не могу его просто проигнорировать. Джек Криспин говорил: «Прощу тебя на первый раз». Это значит, что ты должен один раз меня простить. Правильно?

– Неправильно.

– Это не просто какой-то рядовой заказ. Он от политика. – Иваниси берет чашку со своего стола и делает глоток. Он изо всех сил пытается скрыть свое волнение, но выглядит это немного жутко.

– Каким же нужно быть ничтожеством, чтобы так радоваться звонку от политика… Никогда бы не мог подумать, что ты такой впечатлительный. Не заставляй меня думать о тебе хуже, чем я и так о тебе думаю.

– Все совсем не так.

– Тогда в чем дело? Что это, кстати, за политик?

– Тебе известно, кто такой Кадзи? Из Палаты представителей. Правящая партия. Он всегда очень ярко выступает по телевидению.

– Кадзи? Никогда о нем не слышал.

– Ты вообще имеешь хоть немного уважения к тому, через что пришлось пройти твоим предкам, чтобы у тебя было право голоса?

– Только не начинай это снова. Слушай, я делаю все, что могу, для своей собственной жизни. Стараюсь изо всех сил. Но меня не интересует политика.

– Рано или поздно твое равнодушие будет поглощено бурным потопом. Понимаешь, о чем я? Лучше разберись в политике, или в будущем о тебе будут слагать поучительные песни.

– Это тоже цитата твоего Джейсона?

– Криспин пел о том, что настоящие правители стран – вовсе не политики. Довольно жестко. Фашизм никогда не выглядит как фашизм, маскируясь под безобидные идеологии. Это он тоже говорил. Да, он был по-настоящему проницателен.

– Все политики одинаковы.