Шрифт:
Закладка:
— Ну-ну! — оживился Даров.— Это интересно.
— Так вот. Я подумал о том, что говорить о Прометеях имеют право не все. Я, например, не имею такого права. Я не сгораю в этом огне и не отдаю себя людям. Я спекулянт.
— Нонсенс! — закричал Даров таким фальцетом, что больной на соседней койке вздрогнул под одеялом.— Скажите, юноша, мне вот что: вы преклоняетесь перед Прометеями, о которых пишете?
— Перед старыми? — уточнил я.
- Да.
- Безусловно.
— Значит, вы пишете о них честно. В меру своих способностей, но честно. Нужно ли о них рассказывать? — продолжал вслух размышлять Даров.— Да, нужно. Потому что необходимо иметь высокие критерии жизни. Вы понимаете? Критерии человеческого существования.
— Понимаю,— сказал я.— А нынешние Прометеи?
— Юноша! — воскликнул Даров.— Ваше счастье, что вы пишете сценарии об исторических Прометеях. Вот и пишите о них, не жалейте красок. Дайте зрителю понять, что это были за люди.
— В чем же тогда смысл передачи?
— Умный — поймет,— загадочно сказал Даров и скрестил на одеяле руки.
— А дурак?
— Дурак тоже поймет, но по-другому,— засмеялся Даров.
Пришла медсестра и выгнала меня. Даров на прощанье пожал мне руку и еще раз напомнил, чтобы я не слезал с Тиши, иначе будет провал.
Пришлось познакомиться с Тишей. Тиша оправдал ожидания. Это был верзила с двойным подбородком и белыми ресницами. Он был похож на сома. Глаза у него тоже были белые, но это мне удалось установить не сразу. Тиша все время как бы спал.
— Какую берем темку? — спросил он, не просыпаясь.
— Микробиология,— сказал я устало.
— Пусть,— прошептал Тиша и прекратил общение.
Я позвонил в институт микробиологии, и мне выдали следующего Прометея. Он оказался женщиной. Как только Севро об этом узнал, он немедленно меня вызвал.
— Петр Николаевич, не будет ли в данной ситуации элемента комизма? — спросил Севро довольно витиевато.
— А что? — не понял я.
— Мы создаем образ. Прометей нашего века. И вдруг женщина... Я совсем не против женщин, но часть телезрителей может воспринять женщину неправильно.
— Как это можно воспринять женщину неправильно? — удивился я.
— Двусмыслица. Понимаете?.. Отдавание себя и тому подобные иносказания...
— Елки-палки! — не выдержал я.— Мы что, таких телезрителей тоже должны принимать во внимание?
— Мы должны принимать во внимание всех.
— Антонину Васильевну выдвинул ученый совет,— сказал я.
— Ах вот как! — воскликнул Севро.— Это меняет дело. Тогда постарайтесь в сценарии тактично обойти вопрос об отдавании... Вы поняли?
Я все понял. Между прочим, с некоторых пор я уже тактично обходил этот вопрос.
Профессора звали Антонина Васильевна Рязанцева. Представьте себе пожилую учительницу гимназии конца прошлого века. Очень подтянутую и никогда не повышающую голоса. С первых же слов я понял, что у этой женщины стальной характер. Особенно если учесть, что она вышла ко мне из своей лаборатории, на дверях которой имелась табличка: «Лаборатория особо опасных инфекций». Неудивительно, что меня туда не пустили.
— Ваша профессия? — спросила она, когда я изложил суть.
— Физик,— сказал я.
— Очень приятно. Значит, вы способны в какой-то степени вникнуть. У меня только просьба: не беспокойте меня по пустякам. Мы готовим ответственный опыт.
В это время дверь «особо опасных инфекций» отворилась, и оттуда высунулась симпатичная головка лаборантки.
— Антонина Васильевна, они опять расползаются! — плачущим голосом сказала она.
— А вы им не давайте,— сказала Рязанцева.
— Да как же? Они прямо как бешеные!
— Извините,— сказала Рязанцева и ушла.
А ко мне вышел ее заместитель Павел Ильич Прямых. Кандидат биологических наук, участник трех международных конгрессов. Так он представился.
Он мне многое рассказал про Рязанцеву. Упоминая ее имя, Павел Ильич делал уважительную мину. Он сказал, что Рязанцева принадлежит к старой школе микробиологов. Во главу угла она ставит эксперимент. И главное, старается, чтобы ее работы использовались на практике. То есть в лечебной деятельности. Это мне показалось разумным.
Рязанцева два года провела в Африке, где много особо опасных инфекций. Павел Ильич сказал с теплой улыбкой, что у нее такая страсть — лезть со своими вакцинами в лапы чумы или оспы. Сам Прямых был теоретиком. Он изобретал способы борьбы с микробами на бумаге. При этом пользовался математикой. С едва уловимым оттенком горечи Павел Ильич сообщил, что Рязанцева не верит в математику. Она предпочитает опыты, опыты и опыты.
Тут из лаборатории снова вышла Антонина Васильевна.
— А что мы будем показывать на экране? — спросил я.
— И в самом деле? — сказала Антонина Васильевна.
— Культуры,— предложил Прямых.
— А кстати, что показали ваши расчеты по культуре 17-КС?—спросила Рязанцева.
— Иммунологическая активность некоторых штаммов...
— Вы нам скажите, чтобы мы с молодым человеком поняли. Свинки должны дохнуть или нет?
— Вероятность летального исхода ничтожна,— сказал Прямых.— Машина дала две десятых процента.
— А вот они дохнут! — торжествующе сказала Рязанцева.— Дохнут, и все тут! И наплевать им на вероятность.
— Не должны,— пожал плечами Прямых.
— Пойдите и объясните это свинкам. Покажите им ваши перфокарты,— иронически предложила Антонина Васильевна.
Прямых опустил глаза, бормоча что-то по-латыни.
— Впрочем, мы отвлеклись,— сказала Рязанцева.— Так что же мы можем вам показать?
— Не мне, а телезрителям,— уточнил я.
— Вы думаете, что кто-нибудь будет это смотреть? — сказала Антонина Васильевна.
Павел Ильич сдвинул брови, размышляя, и предложил показать африканские кадры. Как выяснилось, Рязанцева сняла в Африке любительский учебный фильм. Там показывалась массовая вакцинация.
— Так это же здорово! — обрадовался я.
— Вы думаете? — холодно сказала Рязанцева.— Ничего особенного. Оспа, холера, легочная чума...
Ушел я от Рязанцевой страшно недовольный собой. В самом деле, какие-то славные люди тихо делают свое дело. Честно делают. А потом прихожу я и начинаю бить в барабан. Они вдруг оказываются Прометеями, а я их певцом.
Я позвонил Морошкиной и сказал, что не буду делать эту передачу. И вообще, не буду больше писать о Прометеях. Не могу и не хочу. Людмила Сергеевна, как всегда, перепугалась, еще не поняв толком моих доводов. На следующий день было назначено совещание у главного. Нужно было спасать Прометеев. Ночь я
