Шрифт:
Закладка:
В марте, когда появлялся наст, холсты расстилали на белом снегу и отбеливали их.
Мужчины всю осень гнали деготь и жгли уголь. Еловые пни вместе с березовыми чурками и берестой шли на выделку скипидара и дегтя. Для этого рядом копали две ямы, одну более глубокую, куда устанавливали можжевеловую или еловую бадью для дегтя. Вторая была неглубокой, но большой по размерам. Туда складывали расколотые на четыре части еловые пни, березовые чурки и бересту. Оставив небольшой дымоход, яму закрывали бревнами или плахами, а сверху на них клали дерн. Все это поджигали, затем дымоход уменьшали еще. От тепла смола превращалась в жидкость и по деревянному желобу текла в соседнюю яму с бадьей. Сначала шел жидкий скипидар, потом бадью заменяли. В нее шел более густой деготь. Деготь использовали для смазки колес на телегах, копыт заболевших животных, для смазки кожаных изделий, чтобы дольше служили.
Для использования в кузницах готовили древесный уголь. Длинные березовые чурки, расколотые пополам, складывали также в яму, поджигали и заваливали их дерном. Постоянно наблюдали, чтобы они тлели, не горели и не превращались в золу. Через неделю получались угли, которые отвозили на кузницы для поддержания огня в кузнечном горне. Уже позднее угли стали отвозить на станции для перевозки его в Санкт-Петербург на царский двор.
Усиленно расчищали землю из-под леса для пашни уже после окончания полевых работ. Занимались этим с сентября по ноябрь. В отличие от русских, карелы не предавали отходы леса огню прямо на делянках. Они использовали его на дрова, для выгонки дегтя, для углеобжигания. Ольху использовали как основание для скирд соломы или стогов сена. Прежде, чем рубить тот или иной участок, присматривали себе материал: стволы молодой черемухи для изготовления дуг, косослойные молодые ели для изготовления хомутов, стволы изогнутых березок для полозьев саней. Они полностью оставляли березовые рощи, участки с можжевельником и хвойные леса.
Так и образовывались выступающие клином ельники у Петряйцева, Душкова, Калинихи, сосняк у Горбовца, березовые рощи у Бережков и Карело-Кошева, черемуховые заросли вдоль рек, а также заросли ивового кустарника, из которого плели корзины, мерды, короба, поддоны для саней. Из тонких длинных корней ели и сосны плели люльки для ребенка, воронки для процеживания воды, лари для одежды. Изделия получались красивые и прочные. Этим ремеслом занимались в основном старики осенью, когда корчевали еловые и сосновые пни их дети и внуки, а также весной, когда срезали подросшие за лето ивовые прутья.
Весной хорошо сдирается ивовое корье. Его не выбрасывали, им лубили шкуры домашних и убитых животных. Из шкур шили шубы, полушубки, шапки, на дно саней укладывали кожаные рогожи. Готовили весной корье и для краски, которой красили нитки и холсты. Из ольхового корья получалось коричневая краска, а корой вербы красили нитки и полотна в зеленый цвет. Из еловых шишек делали бордовую краску, на краску использовали ольховые шишки. Ткань, крашенная ольховой корой и шишками, была от желтой до светло-коричневой.
Осину использовали не только для щепы и дранки, досок и лопат. Из нее долбили корыта для кормления скота и птицы, стирки белья, колоды для поения лошадей. Осина не боится влажности, осиновые доски служат дольше еловых.
Осенью готовили заготовки для саней и лошадиной упряжи. Полозья саней делали из изогнутых берез, чем она больше изогнута, тем лучше. Их делали также из копанцев — деревьев с выкопанными согнутыми корнями. Дуги делали также из березы, ветлы, черемухи, но самые лучшие дуги были из липы. Хомутину гнули из ивы или черемухи, обертывали ее соломой или войлоком, сверху покрывали кожей. Ее крепили к клешням, сделанным из крепкой березы. Внутреннюю часть хомута делали помягче из войлока, чтобы он не тер лошади холку. Ободья на колеса гнули из осины, а спицы делали из березы. Станом для гнутья санных полоз, дуг, хомутин были расщелины между двумя большими березами или каменное огибало между двумя камнями. Деревья сначала парили в кипятке, потом их гнули. Черемуховые и ивовые дуги хорошо гнулись и нераспаренными. Концы их связывали между собой и оставляли сохнуть. Обручи на кадки, бочонки и шайки делали из можжевельника, черемухи и еловых сучьев. Из клена делали бочонки, ложки — клен твердый и легкий. Веретена для прядения льна и шерсти вытачивали из березовых плашек. Вся работа по вечерам была при лучинах, нужно заготовить ее много. Лучину щипали от гонта — наружного слоя расколотой частослойной сосновой или еловой чурки. Эти чурки рубили или пилили от комлевой части бревна.
Из волокна конопли плели прочные веревки и мельничные канаты.
Много работы было у женщин и девушек. Летом жали, осенью молотили и трепали лен. Потом его расчесывали, делали волокно. Всю зиму пряли нитки и ткали ткани. Надо было еще готовить и стирать.
Из золы варили щелок, в котором отмачивали и стирали белье. Потом полоскали белье на реке, неся тяжелые корзины. Зимой выполосканное белье еще отбеливали на снегу.
Утюгов тогда не знали, домотканую одежду разглаживали вальком на доске. На вальке были сделаны зарубки, чтобы гладить и грубую ткань.
Часовня
«Приходи, Господь, на помощь,
На подмогу, Милосердный,
В этом деле многотрудном,
В эти тяжкие мгновенья.»
(«Калевала», песнь пятидесятая, стр. 561)
Июльский ураган 1690 года пришел в деревню с юга. Померк яркий солнечный день, ветер поднимал облака пыли, листьев, скошенного сена. Все перемешалось и неслось к ельнику. От грозовой молнии загорелся дом. По ветру огонь перекинулся на другие дома. Промокшие жители деревни, а их было около сотни человек, бегали с ведрами воды, поливали горевшие и соседние дома. Сгорели один дом на восточном посаде и два дома на западном. Некоторые говорили, что за несколько дней до пожара видели в деревне белок и прилетала кукушка.
Потрясенные этим стихийным бедствием жители собрались на другой день на краю деревни между пепелищами и прудом. Несмотря на вчерашний ливень, пруд сильно обмелел от вычерпанной воды. В воздухе висел вопрос: «Что делать, как уберечь себя, скот, дома и постройки от пожаров и стихийных бедствий?» Деревенский сход жителей решил рядом выкопать большой пожарный пруд и на его берегу построить часовню Успенья Божьей Матери.
Не стали откладывать дело, так как сенокос уже заканчивался,