Я, кстати, так и не нашел у него желтую кожу, по крайней мере, в зоне видимости. Как и у других китайцев, которые меня окружали.

Кроме белой кожи в иностранцах есть еще много того, что восхищает китайцев.

Например, волосы. Если вы девушка и у вас волосы не черные, то вы – красотка. Если китаец встречает девушку с двумя «б»: белая кожа и блондинка, то она сразу красивая. Если с ними еще сочетаются голубые глаза – идеал. Просто заветная мечта любого китайца, которую они постоянно пытаются достать у меня: уловками, уговорами, даже деньги предлагали.

Возле института есть маленький рынок, а на нем – ларек, где торгуют местными бутербродами. Еда вкусная и вредная, мы покупаем ее, но редко. Как-то со мной разговорился продавец:

– Ты из России?

– Да, я русский.

– У вас там все девушки такие красивые, – мечтательно начал то ли спрашивать, то ли рассказывать продавец.

– В Китае тоже такие есть.

Продавец мою реплику не услышал и продолжил:

– А у тебя есть знакомые свободные девушки? Ты им скажи, мне жена нужна – пускай приезжают, я женюсь.

Знакомиться китайцы не умеют и мечтают о заморских девушках, которые рады приехать к местным женихам. Почему-то они уверены, что женщины как узнают, что есть такой неженатый китаец, то сразу к нему рванут.

Китаянки же радостно выходят замуж за иностранцев, потому что дети будут красивые, да и мужья все замечательные – любят, лелеют, восхищаются, даже если цвет волос не тот, а цвет кожи и вовсе называют приятным словом «смуглый». Обладательниц темных волос иностранцы называют брюнетками, что вдруг резко дает китаянкам столь необходимую индивидуальность, которой им не хватает.

Долгое время я думал, что китайским товарищам во мне нравится только цвет волос, а потом один студент признался, что не только качество моей растительности на голове является предметом зависти.

Есть такая модная прическа у китайцев, которую я называю «знатный тракторист»: сбривают виски, надо лбом оставляют чуб, которому устраивают сеанс химической завивки, чтобы получились кудряшки. Ну точная копия советского киногероя 50-х. Только молодые парни в Китае с тракторами как-то не очень – больше с телефонами.

И один такой подошел ко мне с вопросом:

– А у вас кудри откуда?

Бывает у меня такое: когда помоюсь, а волосы толком не высушу, то они начинают курчавиться. Вот и в тот день было такое. Мне стало стыдно: в детстве меня учили причесываться, а тут явное замечание. Отпираться было поздно, пришлось признаться:

– Волосы такие… Бывает у меня.

Моя рука, не привлекая внимания, пыталась выровнять то, что было у меня на голове.

– Это хорошо, что у вас так, – сказал парень. – А мне приходится на завивку ходить.

Волосы у китайцев прямые и толстые, а у кое-кого и очень длинные – особенно у девушек. Жена моя вздыхает, когда их видит. А китайцы вздыхают, что волосы не кудрявятся. Что имеем – не храним и не ценим: кажется, что мы какие-то не такие, а целая страна восхищается нашей неземной, иностранной красотой.

Мастер Ень Хы пока не потолстел, но продолжает стараться. Как же без этого стать богатым?

Заключение

Как театр начинается с вешалки, для меня Китай начинается с вокзала. Это такие инь и ян, противоположности поездок в Поднебесную: всё начинается там и там же заканчивается. Мой путь простой: прилетаю в аэропорт Пекина, а оттуда мчусь на вокзал. Всё происходит в темноте, в то время когда я обычно еще сплю, поэтому как путешествие это мной не воспринимается.

Путешествие начинается в зале ожидания вокзала. Именно там мне впервые скажут, что надо ехать в Чжэнчжоу. Рейсы начинаются после семи утра, когда восходит солнце и открываются многочисленные вокзальные магазинчики: их хозяева спят прямо на месте работы, чтобы далеко не ходить домой. Именно там начинается поездка.

Вокзал Пекина похож на древний дворец. Правда, аутентичность и традиции заканчиваются фасадом вокзала, а вот дальше, в глубинах, стоят поезда-пули – современные экспрессы, которые больше похожи на самолеты без крыльев и совсем не похожи на грустные и медленные поезда в России. Где-то, конечно, остались и старички, которые честно трудятся на более спокойных дорогах, но на моем пути встречаются стальные снаряды – 高铁 «гао тхие» – скоростной железной дороги.

Снаряды едут быстро, и я оказываюсь на современном, в отличие от Пекинского, вокзале Чжэнчжоу. А мой путь лежит на Западный – ворота в один из самых больших мегаполисов Китая. Конечно, его вытесняет Восточный вокзал, который полностью построен под скоростные поезда и является самым большим в Азии, но всё-таки дружбу с Западным не отнять.

Именно с этого вокзала я начал жизнь в Китае, совершал путешествия, а после них он был тем местом, которое помогало мне вернуться к тому, что я называл коротким словом «дом». Именно там он и был у меня: уже с вокзальной площади я видел свою бордовую многоэтажку и даже в жаркую погоду, когда пот лился с меня градом, меня поддерживало то, что «Ещё чуть-чуть – и дома, а там кондиционер».

Перед вокзалами в Китае всегда раскидывается площадь. Она не только привокзальная: на ней есть станция метро, автобусные остановки, с которых можно отправиться на ближние и дальние дистанции – настоящий транспортный узел.

Поначалу я старался пройти мимо: таким чуждым и хаотичным он мне казался. Потом я с ним подружился: оказалось, что это прекрасное место для прогулок, новых знакомств и открытий. Там я начал кататься на скейте, научился пускать воздушных змеев и узнал, что летом это бесполезное занятие.

Мне рассказал об этом мой приятель – господин Ман: мужчина с благородными чертами лица и тонкой бородкой китайского мудреца. Одевался он в традиционный костюм Китая, который часто можно увидеть в фильмах про кунг-фу, и рабочую кепку, которую и в России носят знатные токари. В ветреные дни господин Ман любил пускать маленьких воздушных змеев в форме стрекоз: он крепил их на одну веревку, и они взлетали по очереди – одна, две, а потом кружили в каком-то волшебном танце.

– Летом смысла ходить на площадь не будет. Летом ветра нет, а змей его любит, поэтому площадь пустеет, а вот зима – это хорошо! Ветры гуляют и уносят змеев высоко.

– А ваши?

– Мои высоко не летают. Они маленькие для того, чтобы летать красиво, – такими я уж их сделал.

Когда я шел по площади, то всегда видел оттуда свой ставший за пять лет почти родным дом