Что ещё при жизни отца и деда дела на предприятиях шли не ахти, и только благодаря его самоотверженному труду и усилиям производство выжило. А свою часть Сваровы потеряли чуть ли не перед самой гибелью, продав ему контрольный пакет акций.

— Уж не знаю я, куда твой батюшка вырученные деньги дел, а только нет тут ничего твоего, Слав. И точка! — задыхаясь, закончил Жарко.

Из теней выскользнул Призрак, подошёл к столу, за которым я сидел, и положил на него папку. Я вопросительно посмотрел на Тони, он кивнул и исчез.

Увидев бордовую бархатную папочку Матвей Савельевич отчего-то побледнел, потом посинел, потом часто задышал. Попытался что-то сказать, но тут же схватился за сердце, делая вид, что ему плохо.

Я понаблюдал какое-то время за плохой актёрской игрой, затем открыл папку. Графскую тушку я просканировал сразу, едва предателю поплохело. Да и, собственно, всё это время держал, так сказать, руку на пульсе. Смерть старика не входила в мои планы. Стрый хмей мне ещё пригодится. Мне необходимы не только активы, которые принадлежали моему роду, но и фамилии тех, кто тоже приложил руку в продаже рода Сваровых иноземным торговцам…

В бюваре, поверх документов, согласно которым мой отец действительно буквально за сутки до своей смерти передал весь семейный бизнес графу Жарко, лежал один-единственный клочок бумаги. На нём чёрным по белому практически каллиграфическим почерком было написано рукой Коржика: «Подделка. Очень качественная. Нужен допрос специалиста».

Я широко улыбнулся, и от моей улыбки старый граф отчего-то всё-таки грохнулся в обморок.

— Помочь? — прозвенел от двери голос Колокольчика.

— Разве что водой полить, — с сомнением глядя на тушку, распластавшуюся на полу, ответил я.

Ничего страшного с предателем не случилось. Сердечный ритм восстановился практически сразу, не зря граф носил на шее целительский амулет.

— Могу ускорить процесс, — уточнила Ло.

— Валяй, — разрешил я.

Молния вылетела из руки графини и вонзилась прямо в мягкое место старого графа, отчего он моментально пришёл в себя, демонстративно застонал, попытался снова закатить глаза и потерять сознание. В себя его привел голос графини, которая нежно поинтересовалась, не нужна ли графу помощь. От помощи Ло Жарко отказался, и кое-как приподняв свою тушку с пола, привалился к стулу, на котором до этого сидел.

— Поднимайтесь, ваше сиятельство. Пол холодный, ещё простудитесь, — приказал я.

— Встать, граф, — рявкнула Колокольчик. — Иначе я прогуляюсь на женскую половину и навещу вашу очаровательную старшую дочь. Давно хотела парик из натуральных волос, да всё никак не нахожу нужный оттенок. А у вашей девочки именно тот каштановый тон, что мне нужен. К тому же я недавно читала интересную книжку про индейцев, — доверительно сообщила графиня Матвею Савельевичу. — Так вот, там подробно описан процесс снятия скальпа, чтобы не повредить кожу и волосы. Вы же не будете против, милый граф, если я испытаю метод на вашей девочке? Обещаю, буду очень аккуратной!

— Умоля-а… ик… ю-у-у-у… Славочка… к памяти… ик… отца твоего взы-ы-ыва-а-ю-у-у… не трогай… ик… детей… — граф встал на четвереньки и пополз в мою сторону.

— Встаньте, граф, — брезгливо велел я. — Вот здесь бумаги о передаче прав на некоторые родовые предприятий. Те, которые принадлежали только нам, Сваровым. Подпишите, и я уйду.

— Подпи-и-ишу-у-у… — продолжал завывать граф, с трудом поднимаясь на ноги.

Я чувствовал его радость, старый прохиндей, несмотря на весь свой страх, поверил в то, что легко отделается.

— Да, вот ещё что… — я переложил пару документов, нашёл нужный, вытащил и положил на край стола. — Вот здесь подпишите. И можете быть свободным и живым вместе со всем семейством.

— Ш-што это? — всхлипнул граф Жарко.

— Дивиденды, которые вы задолжали двум главным акционерам. Мне и моей сестре.

Я прижал документы своим пистолетом, который всё это время лежал на столе. Именно с его помощью я заставил графа перебраться в кабинет. Сопротивлялся, старый хрыч, не хотел ножками шагать, всё норовил в обморок упасть и до скрытой кнопки вызова полиции добраться, которая у него рядом с кроватью была.

Мне-то всё равно. В кои-то веки беспределом, в смысле, зачисткой, я занимаюсь с полного благословения и разрешения главы опричников князя Александра Алексеевича Вяземского. А полицейские набегут, время отнимут, пока будут выяснять законность нашей операции. Оно мне надо полночи отношения выяснять? Нет.

Поэтому пришлось дружески объяснить графу, что он не прав. Матвей Савельевич не сразу впечатлился, но довольно-таки скоро стал покладистым. Особенно когда на его глазах моя команда рассредоточилась по семейному этажу, без стука проникая в комнаты домочадцев. Когда оттуда стали раздаваться испуганные крики, Жарко и вовсе сник.

Оно и понятно, сложно остаться равнодушным, когда не видишь, что происходит с женой и детьми за дверями. А там ничего хорошего и не происходило. В смысле, отряд всего лишь обезопасил семейство от необдуманных действий, но сделал это показательно, чтобы старый граф впечатлился.

А вот сейчас, видимо, жадность снова берёт верх над разумом и желанием жить слегка обедневшим, но почти целым.

Жарко изучил документы, которые я ему показал и завопил, потрясая бумагами:

— Это незаконно! Я это никогда не подпишу! Ты что о себе возомнил, мальчишка?

И куда только страх за семью и собственное здоровье делся. Интересно, если поставить его перед выбором: жизнь сына-наследника и деньги, что он выберет?

— Ты мне говоришь о законе, предатель? — спросил я, не повышая голоса.

Я смотрел в заплывшие жиром глаза партнёра моей семьи. Человеку, который сидел за одним столом с нами, ел и пил, пользовался доверием и расположением. Тому, которого с дорогой душой в любое время дня и ночи мы всегда принимали с радушием, которому верили. И который продал нас за копейку. Да, за золотую копейку. За очень много золота.

Как же хочется залить всё это золото в жирную глотку, чтобы нажрался от души, захлебнулся своей жадностью.

Перед глазами вспыхнуло яростное пламя, я смял в кулаке золотое перо. Что-то треснуло, но я не обратил внимание. Вышел из-за стола и остановился напротив графа Жарко, который снова с первобытным ужасом смотрел на меня.

Лишь теперь я ощутил жар в собственном теле и понял, что проснулась жажда убийства. Вместе с голосами предков, которые нашёптывали: «Убей, убей, убей предателя!»

Жарко