Бонс вскинул широкую ладонь. Я умолк. – Кто такой Уайт?

– Наш дворецкий.

– Мне нужны его показания. Приведите дворецкого.

Констебль потрусил исполнять приказание.

Оставшись со мной наедине, Бонс стал менее официален.

– О таком странном деле, мистер Бернс, я в жизни не слыхивал, – признался он. – Двадцать лет уже в полиции, но ничего подобного… Похлеще петушиных боев! Чего хотели эти люди в масках? Поначалу я даже решил, что вы нас разыгрываете.

Глубоко шокированный таким предположением, я поспешил выложить подробности:

– Это бандитская шайка из Америки, они хотели похитить нашего ученика, сына Элмера Форда. Мистер Форд – американский миллионер, слыхали про такого? За последние годы Огдена пытались похитить уже не раз.

Тут вернулся Джонсон с Уайтом, который кратко изложил свою историю, показал синяк, отметины от веревок и был отпущен. Я предложил беседовать дальше в присутствии мистера Эбни, рассчитывая, что тот сумеет убедить полицейских действовать без огласки.

Мы поднялись наверх. Взломанная дверь кабинета несколько задержала нас, заставив карандаш констебля снова пуститься вскачь. Покончив с дверью, мы подошли к спальне мистера Эбни.

На властный стук инспектора послышалось нервное «Кто там?». Я объяснил сквозь замочную скважину цель визита, и изнутри донесся скрип отодвигаемой мебели. После первой встречи с Быком мой наниматель явно решил обезопасить себя от второй и забаррикадировался всем, что попалось под руку. Прошло несколько минут, прежде чем дверь освободилась.

– Входите, – произнес наконец гнусавый голос.

Мистер Эбни сидел в кровати, укутавшись в одеяло. Вид у него был все такой же взъерошенный, мебель в комнате стояла вкривь и вкось. Судя по кочерге на полу у туалетного столика, он приготовился дорого продать свою жизнь.

– Рад видеть вас, идспектор, – прогнусавил он. – Бистер Бердс, как вы объясдите это чрезвычайное происшествие?

Потребовалось немало времени, чтобы разъяснить директору ход событий, но еще дольше мы убеждали инспектора с констеблем, что вовсе не желаем поднимать на ноги всю округу и привлекать газетчиков, а наоборот всячески стремимся избежать огласки. Разобравшись, полицейские были явно разочарованы. Должным образом раздутое, дело стало бы самым ярким за всю здешнюю историю, слава уже маячила перед их глазами. Упоминание о холодных закусках и пиве, ждущих на кухне, слегка развеяло их уныние, и они удалились уже почти жизнерадостно. Джонсон до последней минуты делал заметки.

Не успели они уйти, как в комнату, кипя от возбуждения, ворвался Глоссоп.

– Мистер Эбни! Огдена Форда нигде не могут найти!

В ответ на сообщение директор чудовищно расчихался.

– Как это? В каком сбысле? – воскликнул он, когда приступ миновал, и повернулся ко мне: – Бистер Бердс, как я подял, вы… э-э… сказали, что дегодяи уехали без Форда?

– Так и есть. Я видел, как они уезжали.

– Я тщательно осмотрел весь дом, – заверил Глоссоп, – мальчика нигде нет… и не только его. Исчез и еще один, Огастес Бэкфорд.

Мистер Эбни обхватил голову руками. Бедняга был не в том состоянии, чтобы стойко выносить удары, сыплющиеся один за другим. Он походил на того, кто, пережив землетрясение, угодил под колеса автомобиля. Едва успел отойти от общения с Макгиннисом, и вот уже вынужден столкнуться с новыми бедствиями. Вдобавок его мучила простуда, а она способна подорвать самый стойкий дух. Страдай от нее Веллингтон, и Бонапарт наверняка победил бы при Ватерлоо.

– Огастеса Бэкфорда тоже де богут дайти? – слабым эхом откликнулся он.

– Похоже, они сбежали вместе, – вздохнул Глоссоп.

Мистер Эбни подскочил в постели, будто ударенный током.

– В дашей школе дикогда такого де случалось! – простонал он. – Боей целью всегда было сделать «Сэдстед-Хаус»… э-э… счастливым добом для своих питобцев! Я систебатически поддерживал дух радости и довольства. Де поверю, что Огастес Бэкфорд, такой билый бальчик, взял и сбежал!

– Должно быть, его подбил Огден, – подсказал Глоссоп. – Сущий дьявол во плоти этот Форд, – мрачно добавил он.

Директор даже не упрекнул его за грубость. Возможно, счел версию вполне здравой, да и мне показалось, что в ней определенно есть резон.

– Дадо что-то предпридять! – воскликнул мистер Эбни. – Чрезвычайдо… э-э… важдо действовать быстро! Скорее всего, бальчики в Лоддоде. Бистер Бердс, вы должны отправиться туда как бождо скорее! Я сам де богу, я болею…

По иронии судьбы в тот единственный раз, когда долг на самом деле призывал в столицу этого любителя поездок, он оказался не в состоянии откликнуться на призыв.

– Хорошо, – согласился я. – Пойду посмотрю, когда первый поезд.

– Бистер Глоссоп, а вы примете пока на себя руководство школой. Опекайте даших питобцев.

Когда я спустился, дворецкий стоял в холле.

– Уайт, – спросил я, – вы знаете расписание лондонских поездов?

– Уезжаете? – Во взгляде его мелькнуло любопытство.

– Да, Огден Форд и лорд Бэкфорд куда-то запропали, и мистер Эбни считает, что они вместе удрали в Лондон.

– Почему бы и нет? – сухо заметил Уайт. Тон его мне показался странноватым. – А вы, стало быть, вдогонку?

– Да, хочу вот узнать, когда поезд.

– Через час идет скорый, времени достаточно.

– Пожалуйста, передайте это мистеру Эбни, а я пока упакую вещи. Да, и вызовите, пожалуйста, такси.

– Хорошо, – кивнул он.

Поднявшись к себе, я стал укладывать дорожную сумку. Мне было радостно, и сразу по нескольким причинам. Поездка в столицу после напряженных недель в Сэнстеде представлялась нечаянным праздником. Мысли о мюзик-холле – в театры я уже опаздывал – и последующем ужине в ресторане с оркестром грели мне душу.

Вернувшись с саквояжем в холл, я увидел Одри.

– Меня посылают в Лондон! – объявил я.

– Знаю, Уайт мне сказал. Питер, привези мальчика назад!

– За тем я и еду.

– Для меня это так важно!

Я глянул на нее с удивлением. Лицо у Одри было напряженное и взволнованное – с чего бы вдруг? Откуда такая бескорыстная забота о судьбе Капитальчика? Тем более что уехал он по своей воле и, должно быть, в Лондоне развлекается напропалую.

– Не понимаю. Что ты имеешь в виду?

– Я объясню. Мистер Форд прислал меня сюда, чтобы я была рядом с Огденом, охраняла его. Пусть мальчика и увезли тайно в Англию, новые похищения не исключены. Потому я и здесь. Я отвечаю за Огдена, должна сопровождать его всюду… и вот – не справилась! Если его не вернуть, мистер Форд больше не захочет иметь со мной дела, неудач он не прощает. Тогда мне придется вновь работать портнихой или официанткой, хвататься за все, что подвернется… – Она брезгливо передернула плечами. – Питер, я не могу! У меня больше нет на это сил, я боюсь. Верни мальчика, пожалуйста! Ты должен, ты его привезешь. Скажи, привезешь?

Я молчал в растерянности, потому что сам доставил ей эти неприятности. Спланировал бегство и дал Огдену денег на дорогу. Теперь, если не успею в Лондон вовремя, мальчишка вместе с моим слугой Смитом укатит на дуврском поезде и скоро окажется в Монако.

Глава IX

1

Идея родилась после долгих часов раздумий и показалась мне блестящей. В самом деле, проще и безопаснее всего подбить Капитальчика исчезнуть по собственной воле. Дальнейшее оказалось проще некуда. Краткие переговоры состоялись в то же утро на конюшенном дворе и имели полный успех. Должно быть, детишки вроде Огдена, которые столько раз чудом избегали похищения, куда проще воспринимают то, что напугало бы других.

Наверное, у него создалось впечатление, что я выступаю от имени его матери и деньги, которые даю на дорожные расходы, получил от нее. Возможно, он даже ожидал чего-то в этом роде. Во всяком случае, ключевые пункты моего плана Огден усвоил на удивление быстро. Маленькая ручонка протянулась за наличными, когда я еще и договорить не успел.

В основных чертах план выглядел так: Огден улизнет из школы еще днем, доберется до моей лондонской квартиры, где встретит Смита, а затем вместе с ним отправится к матери на Ривьеру. Смиту я заранее послал распоряжение подготовиться к поездке.

На мой взгляд, никаких изъянов, хотя Огден и усложнил немного ситуацию, сманив с собой для компании и своего приятеля Огастеса Бэкфорда, однако провалом это не грозило.

Теперь же возникло осложнение совершенно непредвиденное, и мне уже хотелось лишь одного: отыграть назад все, что я успел наворотить.

Я ошарашенно смотрел на Одри и ненавидел себя за то,