— Вы ещё слишком слабы. Потеряно много крови. Сейчас вам необходим покой, и никаких разговоров. Спите, ешьте и пейте настойки, иначе, откуда взять силы?

Крузе пресёк мои вялые попытки возразить, что несколько лишних минут общения с семьёй не навредят. Далее он строго взглянул на кивающих Пафнутия с Анисимом, выполняющих обязанности сиделок. Оба слуги поддержали доктора и заверили, что никого более не пустят. Я же немного поворчал и не заметил, как уснул.

А далее несколько дней просто выпали из моей жизни. По словам доктора, виновата лихорадка, наступившая совершенно неожиданно. Он, грешным делом, подумал, что это конец. Приходил даже священник, и причастивший моё полуживое тело. Чего творилось за стенами спальни и дворца — тайна неведомая. Затем я вдруг очнулся, поняв, что умирать ещё рано.

Ещё два дня Крузе поил меня бульоном, требовал больше спать и запрещал общение. Но потихоньку уступил моему желанию услышать свежие новости. Имя нападавшего и часть происходящего в столице мне рассказали слуги. Только хочется подробностей. Поэтому Шешковский с доном Алонсо первыми получили право на доклад.

Нападавшим оказался Пётр Бутурлин, сын казнённого фельдмаршала, сбежавший из штрафного батальона. Зря я послушал «шестёрку» и не сослал мятежника в Сибирь. Но с учётом родственных связей арестанта мне просто не дали довести расправу до финала. Ведь Пётр женат на Марии Воронцовой, сестры Дашковой и кузины Анны. Многовато представителей этой фамилии в моей жизни, вам не кажется? Ведь есть ещё обиженные Роман и Иван Воронцовы. Последний сослан в имение, уплатив немалый штраф, так как заподозрен в связи с Орловыми, хотя и находился в отставке. Но Иван замаран в перевороте, свергнувшем Петра, и дружил с покойным фаворитом. Меньше меня волнует средний брат Михаил — отец Ани, сильно сдавший после смерти дочери и удалившийся в имение. И ведь подобных персон хватает. Попробуй разбери, чего у них на уме. Пока меня спасает жирный кусок, брошенный «шестёрке» и их союзникам. Только надолго их не хватит, я ведь скуп на чины и прочие подарки, зато весьма требователен.

Забавно, но несостоявшийся убийца связан с масонами, являясь ярым сторонником Елагина. Мы с Шешковским решили воспользоваться удобным случаем и разгромить остатки ордена в России. Тем более что те же Чернышёвы сразу отдалились от каменщиков, как и многие другие вельможи. Чего говорить, даже Панин прибежал на аудиенцию, находясь в состоянии крайнего испуга. Он подумал, что его могут заподозрить, как близкого знакомого Бутурлина. В высшем свете произошёл жуткий переполох. Ведь многие персоны связаны с вольными каменщиками или из-за любопытства участвовали в их собраниях. Опасения знати вполне оправданно, ведь Елагина и ещё нескольких фанатичных приверженцев иностранного учения быстренько отправили в Сибирь. И если я не стану обращать внимания на оставшихся масонов, то у них достаточно врагов и недоброжелателей. Даже среди моего нынешнего ближнего круга сформировалось три группировки, которые пытаются интриговать друг против друга. Чего уж говорить об остальных? Ведь ещё достаточно должностей в коллегиях, губерниях и гвардии, куда соратники не прочь поставить своих людей. А для этого необходимо освободить занятые места. В общем, грызня у трона продолжается.

Но я не позволил сводить счёты, а создал комиссию во главе с генерал-прокурором Александром Голицыным. Князь сторонится придворной жизни, ни в какие альянсы не входит и сосредоточен на работе. Ещё ему более или менее доверяют все стороны, что немаловажно.

До моего отъезда следствие не закончилось, ведь всплыло немало любопытных подробностей о деятельности масонов в России. Потому я решил не торопиться и одним махом избавиться от столь вредоносного явления. Заодно присмиреют другие кружки и общества, зародившиеся под воздействием работ Вольтера с Монтескьё. Они начали плодиться ещё при Петре III, но особой угрозы не представляли. Поэтому Екатерина их не трогала.

Только я придерживаюсь иного мнения. Подобные увлечения влияют на мировоззрение образованной части общества. И человеку очень легко стать адептом, вроде как прогрессивного философского течения. Корень зла подобных увлечений кроется в разрушении восприятия привычного мира у русской знати и образованных людей. Они становятся заложниками своих постулатов, обычно теоретических и утопических. При этом сознание части общества потихоньку меняется, пока оно не становится чуждым собственной стране. Мол, Россия — варварская и отсталая, и вообще тюрьма народов, а Европа — просто светоч благородства и прогресса. То, что у нас совершенно разная история, обычаи и мировосприятие, никого не волнует. И чем дальше образованная часть публики поддаётся заблуждению, тем тяжелее её приводить в сознание. Это не я такой умный, просто мысли Майора. Наставник являлся убеждённым монархистом и сторонником империи, при этом признавал, что русская аристократия вырождается. А уже в следующем веке она станет особой кастой, не имеющей никакого отношения к обычным русским людям. При этом весомая часть знати позабудет о своём предназначении — служить империи.

Сейчас же можно остановить начавшееся разложение. Ведь наши дворяне в первую очередь русские, нежели европейцы, даже если их фамилии Гордон, Миних или Остерман. Нельзя дать заразе распространиться на умы большинства. Потому я и хожу в кафтане русского покроя, который начали носить дворяне. То же самое касается наших сказок и иной литературы, печатающейся в больших количествах. Правда, здесь помогло увлечение королевы Пруссии и выпуск книг на немецком, а далее, французском. Зато люди гордятся, что нашу литературу читают в Европе. Вроде мелочи, но они сильно влияют на умы образованной публики.

Вот и кружки мы будем менять. Я уже попросил Щербатова с соратниками придумать что-то в противовес европейскому влиянию. Ордена и тайные общества нам не нужны. Это должен быть открытый союз людей, объединённых общей идеей, как обустроить Россию. Ведь многие дворяне жертвуют деньги на благотворительность, открывают художественные школы или театры. Надо только их объединить и показать правильное направление. Благо у нас хватает людей, переживающих за будущее Родины.

* * *

Возок снова дёрнулся, а я, сморщившись от боли, открыл глаза. Крузе уже не дремал.

— Вам больно? Предлагаю остановить караван, дабы я проверил повязку, — решительно произнёс доктор, — Зря вы меня не послушали и слишком рано выдвинулись в путь.

Смотрю в окошко, где лесная чаща сменилась полями. Значит, скоро подъезжаем к последней остановке перед Нижним Новгородом. Владимир мы проскочили почти незаметно, если так можно назвать трёхдневную остановку. Пришлось отстоять молебен Успенском Соборе, показаться восторженной толпе народа, принять участие в приёме и встретиться с местным дворянством. Ведь в