Дойдя до кофемашины я уверено нажала на двойной эспрессо, морщась от звука перемалываемых зёрен.

– Это и не требуется, – ответил Лёша. – Саша, я… хочу увидеть сына. Позволишь?

– Так говоришь, словно я его прячу, – взяв кружку, я присела за стол, сделав пару глотков. – Я трижды о нём сообщала, – нервно усмехнулась.

– Я могу сегодня подъехать?

Я замерла, не зная, что ответить. С одной стороны, я понимала, что, узнав о сыне Лёша захочет его увидеть. Как-то участвовать в его жизни, наверное.

Но с другой…

Послезавтра я вернусь домой. А Стужев останется здесь. И не один, а со своей Лизонькой. И что дальше? Потом у них свои дети появятся, а Никитка успеет привязаться к горе-папаше и будет переживать, что вдруг стал не нужен…

– Саша? – поторопил меня с ответом Лёша, повторяя свой вопрос. – Я могу сегодня приехать?

– Не думаю, что это хорошая идея, – прошептала я, мысленно уйдя в будущее лет этак на десять вперёд. И какое-то безрадостное было это самое воображаемое будущее.

– А говорила, что не прячешь… Никиту, – запнувшись на имени, Лёша шумно выдохнул.

– Я… – закусив губу, старалась подобрать слова, но не получалось. – Я рассказала всё Стасу.

– Хорошо, – спокойно отреагировал Лёша.

– Вообще всё рассказала, – зачем-то уточнила я. – От начала и до конца. Про угрозы… и про фото.

– Я рад, что… у тебя есть рядом человек, которому ты можешь довериться, – он произнёс это так, словно сдерживал себя от чего-то. – Я могу сегодня увидеть сына?

– Да чёрт с тобой, – сдалась я. – Приезжай.

Сбросив вызов, я уткнулась лбом в столешницу, мысленно застонав.

Кажется, сконцентрировавшись на Никите, я упустила из вида один малюсенький штрих, о котором должна рассказать Лёше.

Он ведь так и не понял, почему я живу в доме Снежинских.

Продолжает думать, что я со Стасом…

– Фу, – неожиданно для себя, я вымученно улыбнулась. – Просто фу.

Глава 23

Понятия не имею, где был Лёша во время звонка мне, но машина его подъехала к нашему дому ровно три часа спустя. И каждую минуту ожидания я провела как на иголках!

Несколько раз переодела Никиту. Переоделась сама. Вовремя остановила себя от идеи накраситься и помыть голову, чтобы уложить волосы… идиотка.

Я не понимала, зачем мне это. Для чего выглядеть свежей, отдохнувшей, красивой, в конце концов! Мне ведь нет никакого дела до того, оценит Стужев мой макияж или нет. Да и вообще… пусть Лизоньку свою оценивает. А я… мать. Мать его сына, с которым он сегодня впервые встретится.

Охрану я предупредила спустя десять минут после звонка Стужева, чтобы его пропустили в дом. У меня, конечно, была идея взять Никитку и выйти самой, не пропуская его за ворота, но как бы это выглядело? Глупо. Очень глупо! Поэтому я решила сделать хоть что-то нормально. С остальным у нас явные проблемы…

И сейчас, сидя с сыном на улице, покачиваясь на садовых качелях, я с замиранием сердца наблюдала, как к нам приближается Лёша. Охранник не только впустил его, помня мою просьбу, но и услужливо указал рукой в нашу сторону.

– Надеюсь, психологи нагло врут, что все проблемы идут из детства, так как с младенчества детишки всё запоминают, – прошептала я, от волнения прижав сына ближе к себе. – Иначе сейчас мы тебе, вот с этим дядей, такую травму своими разговорами нанесём…

Никитка что-то возмущённо пролепетал, требуя возобновить движение качели. Пришлось выполнять, хотя сейчас спектр моего внимания был рассеян как никогда. Казалось, у меня сердце сильнее бьётся с каждым новым шагом Стужева. К тому моменту, как Лёша остановился в метре от нас, оно стучало как сумасшедшее, гулко громыхая об рёбра.

– Привет, – едва слышно выдохнул Стужев, медленно опускаясь на корточки и переводя совершенно растерянный взгляд с меня, на во все глаза разглядывающего его Никитку. – Это… он?

– Он, – подтвердила я, едва сдержавшись от так и норовящей сорваться с языка колкости.

Нет, наш в доме, сейчас сбегаю…

И обязательно сказала бы что-то подобное, если бы не потерянное выражение лица Лёши. Не одной мне было тяжело. И я даже представлять не хотела, что сейчас чувствует Стужев. Мне хватало увиденного.

– А как… – Лёша неловко дёрнул рукой, словно хотел дотронуться до сына, но останавливал себя, соблюдая дистанцию.

– Хочешь его подержать? – сама не ожидала, что предложу это, но сейчас захотелось помочь Стужеву.

– А можно? – не веря прошептал он.

И с одной стороны, меня позабавила такая реакция. Но с другой… больно. То, что сделал с нами его отец, это очень больно. Для нас обоих.

– Я же говорила, что не собираюсь прятать от тебя сына, – напомнила я, перехватывая Никитку и осторожно поднимаясь на ноги. – Только не урони. Очень прошу. И я сейчас не шучу. Стас однажды…

– Я понял, – не дал мне договорить Лёша, поднимаясь и заверяя: – Не уроню. Только… покажи, как правильно. Голову надо придерживать?

– Нет, – усмехнулась я, передавая ему Никиту. – У него уже зубы есть и небольшой словарный запас. Держание головы мы давно переросли.

Наблюдая, как Лёша впервые держит на руках нашего сына, я испытывала очень противоречивые чувства. Какая-то часть меня радовалась, ведь тогда, когда я надеялась, что пишет эти сообщения мне не он, я сотню раз представляла себе эту картину. И вот, мечта сбылась. Но, как это часто бывает, совсем не так, как хотелось когда-то.

И в тот же момент, мне становилось страшно. И причину этого страха я даже себе объяснить не могла. Хотелось вырвать Никитку из Лёшиных рук и сбежать в дом. Закрыться в комнате и…

– Он очень на тебя похож, – неожиданно произнёс Стужев, не сводя взгляда с сына и позволяя ему пальчиками изучать щетину на своём лице.

– Я знаю, – не стала я спорить.

Просто не смогла произнести, что с каждым днём всё больше замечаю в нём от Лёши. То, как он хмурится. Или как улыбается. Да у него даже ямочка есть на щеке, как у отца. Хотя, чтобы разглядеть Стужевскую, его нужно побрить, а это делать он как отказывался, так и продолжает радовать мир своей щетиной.

– А… почему Никита? – Лёша бросил на меня беглый взгляд и снова сосредоточил всё внимание на сыне.

Даже осмелился сделать несколько шагов, словно проверяя, а можно ли ходить с ребёнком на руках или нужно всё время стоять неподвижно.

– Не знаю, – честно ответила я на его вопрос. – Я хотела назвать его Александром,