Старик был равнодушен к земным богам, но зато оказал гостеприимство безвестному страннику, предложив ему еду и ночлег под сенью олив.

― Твое гостеприимство мне особенно дорого, ― признался Анху, прощаясь с хозяином. ― Твоя печь напомнила мне детство и дом моего отца, верховного жреца Мемфиса. Я помню, у такой же кирпичной печки в нашем дворе трудился старый мастер из Сидона. Я любил смотреть, как плавилось стекло. А какие удивительные вещи умел делать из стекла мастер из Сидона!

― Скажи мне его имя, может быть, я его знаю?

― Я не знал его по имени. Его звали просто стеклодувом. Но это было давно. Я был ещё мальчишкой, когда его отправили в Фивы. Больше мы его не видели. Однако удивительно, что он из ваших мест.

― Нисколько, ― возразил тирский стеклодув. ― От деда и отца я слышал, что секрет нашего дела родился в нашей реке Бел. Когда-то, очень давно, купцы Ханаана везли издалека груз соды. Когда они высадились на песчаном берегу реки Бел и разложили костер, обложив его камнями соды, они увидели сверкающие слитки прозрачного камня. Это было стекло, получившееся от сплава песка и соды. С тех пор люди умеют делать стекло. Но лучше всех его делают люди Ханаана, живущие вблизи реки Бел.

― Позволь мне побывать у тебя позднее, когда я буду возвращаться домой с доброй вестью, ― попросил Анху.

Вскочив на коня, он понесся к северным высотам ливанских хребтов, за которыми была столица хеттских правителей Хаттуса.

Однако в следующую ночь Анху постигла неудача. Остановившись передохнуть за скалой, он лишился своего коня. Его увели ночью кочевники. Анху был счастлив, что у него остались драгоценности, которые можно было обменять на коней. Ожерелье царицы было тяжелым, за него дали пять добрых коней и припасы для пропитания животных в пути. Теперь Анху был осторожней. Он старался останавливаться на ночлег в каком-либо селенье, чтобы не стать жертвой грабителей. Анху очень торопился, он не позволял себе и лишнего часа передышки, но в двадцатый день пути он был лишь у реки Оронт, в Сирии. И здесь, вдали от Фив, он остерегался встретить посланников Эйе, которые могли его выдать или просто убить.

В пути Анху нередко встречал купцов, воинов, кочевников. Он старался не задерживаться в их обществе и никогда нигде ни о чем не рассказывал. Каждый раз Анху придумывал новую историю, новую причину, побудившую его отправиться в эти края. Он был очень осторожен после той неудачной ночи, когда он так крепко спал, что не услышал, как кочевники увели его единственного коня. Если бы на нем была хорошая одежда, его могли бы убить спящего, чтобы ограбить. Но полотняная юбка не привлекла внимания грабителей. Это и спасло Анху.

«Скоро и Хаттуса», ― думал Анху, очутившись в долине реки Оронт. Как он попадет во дворец хеттского царя? Что он ему скажет? Если царь получил послание египетской царицы, то он уже отправил в Фивы своего сына. Об этом, возможно, знают стражи, стоящие у ворот Хаттусы? Если сын хеттского царя ещё не покинул дворец, то надо будет его увидеть и поторопить. Может быть, сказать ему о том, как важно прибыть в Фивы вовремя, да ещё в сопровождении многочисленных воинов, которые будут охранять хеттского принца? А что будет, если гонец погиб и не доставил послание великой госпожи? Успеет ли хеттский принц? Ведь после того, как священная процессия доставит фараона Тутанхамона в обитель вечности, должно что-то произойти. Возможно, что Эйе предложит Анхесенпаамон выбрать мужа из вельмож фиванской знати? А может быть, великая госпожа сама объявит себя правительницей обеих земель и старый Эйе будет ей помогать своими мудрыми советами? Можно было бы так думать, если бы в голову не лезли дурные мысли о злодействе. Если бы не думалось о том, что Эйе желал смерти юного фараона.

Был жаркий полдень, когда Анху остановился у реки, чтобы освежиться и напоить коней. Берег реки был пустынным, не надо было опасаться грабителей. Анху искупался и пошел к зеленым кустарникам, где отдыхали его кони. Уже собрав коней, он обратил внимание на белеющий в кустах кусок полотна. Он поднял его и увидел следы крови на белом полотне. Что бы это могло быть? Проверив, есть ли за поясом острый нож, Анху раздвинул зеленые ветви и пошел дальше. Перед ним были следы страшного побоища. Среди зеленых кустов валялись тела убитых. Синие мухи жужжали над ними. Коршуны ещё не подоспели, злодейство произошло не далее как вчера, может быть уже в сумерках.

Анху подошел поближе и стал всматриваться в лица. Он обратил внимание на благородные черты лица молодого воина. Он снял с него головной убор, остроконечную шапку, аккуратно подшитую белым полотном, и, сорвав полотно, вытащил кусок папируса с царской печатью. Письмо было коротким. Правитель великой страны хеттов послал своего младшего сына в Египет, чтобы он женился на юной вдове фараона Тутанхамона.

― Бедный принц! ― прошептал Анху, склонившись над убитым. Он вытащил из груди принца отравленную стрелу и увидел, что стрела ― из колчана египетского воина. Анху понял, что Эйе сделал свое дело. Никто другой не мог позаботиться о ранней смерти молодого хеттского принца, предназначенного в мужья юной вдове фараона. Анху снова прочел последние строки письма…

«…Владычица обеих земель, великая госпожа, я посылаю тебе младшего неженатого сына, пусть он станет владыкой Египта… И не будет больше войн. И настанет вечный и нерушимый мир между страной хеттов и Египтом…»

Кто сделал это злодейство? Кому понадобилось убить юного принца? Кому? Кому?

Анху копал землю своим широким острым ножом и сам себе задавал вопрос, на который никто бы не смог ему ответить. Он копал землю, чтобы спрятать от хищных птиц тело юного принца. Он копал и озирался по сторонам. Он знал, что, если его увидят здесь какие-либо люди, кем бы они ни были, все равно его могут заподозрить в злодействе. И все же он копал землю и спрятал от хищных птиц тела погибших. Теперь уже некуда было торопиться. Анху понимал, что уже ничем не поможет великой госпоже. Если ей не удастся убедить Эйе в том, что она сможет стать правительницей Египта, то она будет отдана замуж за того, кого пожелает избрать для неё Эйе. Но верховный жрец никогда не был добрым и благородным. Его никто никогда не