Каждое новое направление в литературе начиналось с отрицания. Предыдущая традиция объявлялась устаревшей, старомодной и закоснелой, и все принимались искать или создавать новый метод. Писатели и поэты философски относились к тому, что современники не всегда их понимали, то самое «Хвалу и клевету приемли равнодушно». Не оценили современники, оценят потомки. Так даже лучше. Данте за его сочинения изгнали из родной Флоренции, но отказаться от писательства заставить не смогли. Булгаков стал известным после смерти, при жизни его травили и преследовали собратья по перу и советское «общественное мнение», пьесы его запрещали, заграницу не выпускали. При жизни Булгаков прозябал. Писал, превозмогая страдания, физические и нравственные. Ахматову, Цветаеву, Бродского оценили много позже того времени, когда они писали стихи. Имело ли это для них хоть какое-то значение?

«– Друг! Не ищи меня! Другая мода!

Меня не помнят даже старики.

– Ртом не достать! – Через летейски воды

Протягиваю две руки», –

пишет Цветаева своему читателю, который родится сто лет спустя после нее. Вот и ответ на вопрос, заботиться ли писатель о том, чтобы быть понятым. Или пишет потому, что только через писательство может существовать.

Для публициста быть непонятым сродни катастрофе. Вот почему он послушно следует традициям, старается писать в том стиле, каким написано большинство современных произведений. Такой подход гарантирует максимальный охват читательской аудитории. Адресат публицистического текста – современники, а не далекие потомки. У тех будут свои публицисты. Именно поэтому учебников журналистики великое множество – правила создания публицистических текстов отработаны веками, а учебников писательского мастерства – раз-два и обчелся.

Художественная литература наднациональна, ее волнуют глобальные, общечеловеческие проблемы: добро и зло, предательство, любовь, совесть, истина, Бог, душевные недуги. Даже если писатель суживает тему, описывая конкретное общество, все равно мелкие местные подробности и события будут вписаны в универсальный контекст. Совершенно точно так же, как, например, история Клайда Грифитса, произошедшая в городе Ликург штата Нью-Йорк, достигла, под пером Теодора Драйзера, размеров «Американской трагедии». Художественное произведение будет понятно большинству читателей, вне зависимости от того, где они живут. «Дон Кихот», написанный испанцем Сервантесом об испанце Алонсо Кехана понятен и французу, и японцу. «Сказками тысячи и одной ночи» с арабского Востока зачитываются на всех континентах: и христиане, и мусульмане, и буддисты, и агностики. На античной «Илиаде» выросло не одно поколение романистов. Если быть точным и принять за единицу счета двадцать пять лет, то получится сто двенадцать поколений.

Публицистика – локальна, она выясняет, как конкретные общечеловеческие ценности преломляются на уровне страны, региона, города, дома, отдельно взятого человека с именем и фамилией. Не типичного представителя «лишних людей», разорившихся дворян, узников ГУЛАГа, а конкретной персоны или группы лиц. Публицистическое произведение всегда конкретно, затрагивает злободневные вопросы, в отличие от худлита, основной творческий метод которой – типизация. Автор-публицист обращается к современнику, работает на сегодняшний день, в отличие от литератора, работающего на будущее.

Объект и предмет художественного произведения подчас выделить сложно. Что является предметом в романе Томаса Манна «Волшебная гора»? Жизненные проблемы? Какие же? А объектом в «Дневнике Бриджит Джонс» Хелен Филдинг? Одиночество? Сомнительно… Тогда как предмет и объект публицистического произведения определяются довольно быстро. Объект – это сфера жизни. Экономика, политика, экология, криминал, частная жизнь, если речь о личном блоге. Предмет – проблемы, или, в терминах теории коммуникации, «общественные отношения», возникающие в данной сфере. Например, объект поста в The Guardian «Irritating, yes. Silly, yes. But Harry and Meghan are right on one thing: press persecution» совершенно очевидно – британская королевская семья, предмет – выход нового сериала о скандальной паре Гарри и Меган.

В публицистическом тексте автор, как правило, сосредоточен на одном вопросе. Сам текст – одномерен, линеен. В художественном произведении планов и уровней может быть несколько. Часто говорят о многоплановости повести или о многоуровневости романа. Например, в «Войне и мире» действие разворачивается на уровне государств, городов, семей и, наконец, конкретных личностей.

Литература и публицистика – обе отражают панораму человеческой жизни и мысли, но каждая на свой манер. И в том, и в другом случае мы имеем дело с прозой – документальной и художественной. Отдельные литературоведы идут еще дальше и заявляют о существовании художественно-публицистических жанров. К примеру, Г. Н. Поспелов относит к таким синтетическим жанрам очерк. Художественный очерк, по мнению литературоведа, изображает типические характеры в нравоописательном аспекте, т.е. в таких текстах всегда имеется мораль. Публицистический очерк точно воспроизводит факты и явления, он может сопровождаться прямым истолкованием и авторской оценкой. Как можно заметить из сказанного, грань между литературой и публицистикой крайне тонка.

Методы публицистики, журналистики несомненно могут применяться для создания художественных произведений. Появившиеся в последнее время жанры документального романа, автофикшн (автофикции) красноречиво свидетельствуют в пользу этого утверждения.

В жанрах публицистики писали и раньше, и до постмодернистского периода в истории литературы. Вот несколько примеров. Как журналистское расследование построен роман британской писательницы Дж. Тэй «Дочь времени» (1951), в котором вымышленный герой расследует реально существовавшую криминальную историю. «История» (440-е гг. до н. э.) Геродота написана в смешанном жанре, где наряду с историографическими описаниями, автор делиться впечатлениями от посещения им разных стран, т.е. работает в жанре путевых заметок. Отнесем сюда же «Путешествие из Петербурга в Москву» (1790) Радищева, «Гаргантюа и Пантагрюэль» (1532 – 1564) Рабле. Да и вы и сами наверняка сможете назвать пару художественных книг, написанные в жанре путешествия. Некоторые литературоведы считают «Записки охотника» (1852 – отдельное издание) Тургенева очерками, тогда как другие уверены, что это – рассказы. Биограф Тургенева Н. В Богословский сообщает следующее: «Тургенев исходил с ружьем всю Орловскую и смежные с нею губернии. Частым спутником его в этих скитаниях по лесам и болотам был крепостной егерь помещика Чернского уезда Афанасий Алифанов, с которым никто в округе не мог сравниться «в искусстве ловить весной, в полую воду, рыбу, доставать руками раков, отыскивать по чутью дичь, подманивать перепелов, вынашивать ястребов, добывать соловьев с «лешевой дудкой», с «кукушкиным перелетом». […] Наблюдения, вынесенные писателем за время пребывания в деревне, были так изобильны, что материала этого ему хватило потом на несколько лет работы, в результате которой сложилась книга, открывшая новую эпоху в русской литературе». Сами решайте, к какому жанру отнести «Записки охотника».

Можно ли считать «Королеву Марго» Александра Дюма – репортажем с места событий? Целиком всю книгу, конечно, нет, но вот описание Варфоломеевской ночи, которую мы наблюдаем, то из