– Смутно припоминаю, – ответил комиссар. – Но я начинаю понимать, что случилось, по крайней мере, с Чико Филари.

– А могу я высказать свое предположение? – спросил я.

– Почему нет? – поддержал мою инициативу Джулиус, – излагайте.

– Таридиса убил Чико, это странно, поскольку он вор, а не грабитель, но что-то заставило его поступить таким образом. В кабинет Филари попал через тайный ход, и вернуться он хотел тем же путем, но оказался в ловушке. Я понимаю, что сразу возникает версия заказного убийства, но зачем бы вору, специалисту по музейным кражам заниматься не своим делом, при этом серьезно рискуя головой.

– Нет, – возразил мне Джулиус, – когда убили Таридиса, Чико уже был мертв. Конечно, в башню он попал из кабинета Лео, думаю, он собирался украсть портрет Мирабеллы, ему слили ложную информацию, и он считал, что хозяина кабинета на месте не застанет, а портрет еще не успели убрать в башню. Вошел он через дверь, никого там не было, но и того, что ему хотелось украсть, там не оказалось тоже. Скорее всего, существовала только копия.

– Но тогда вообще непонятно, кому мог помешать Филари, зачем такие сложности, – удивился я. Или он оказался случайной жертвой?

– Филари вряд ли мог убить, но вполне мог шантажировать. И шантажировал он убийцу, а это всегда опасно, – предположил Грин.

– Об опасности он мог и не знать, – заметил архитектор, включившись в наше обсуждение.

– Но кто-то знал абсолютно все и считал свой замысел идеальным. А вот, если он так считает до сих пор, у нас есть хороший шанс воспользоваться его самоуверенностью, – произнес комиссар. – Нам стоит пригласить специалистов для технической экспертизы всех устройств и механизмов, которые были найдены на месте преступления, о наших планах нам только нужно проговориться журналистам, экспертиза будет назначена на послезавтра. Преступника не просто так тянет на место преступления, как ни странно, его туда гонит инстинкт самосохранения, ему надо убедиться, что он не оставил следов. Господин Керн, есть ли в соответствующей части дома укромное местечко, где мы могли бы подождать нашего умельца без лишнего шума, но как можно скорее? Вас наверняка заметили у башни?

– Есть такое место, не очень удобное, но им стоит воспользоваться, а выйти туда можно из кабинета господина Таридиса через окно. Я покажу.

Грегори достал нужный чертеж, и мы стали обсуждать детали. Затем приступили к реализации нашего плана.

Глава двадцать первая

Сначала мы позвонили Эстер Лоус из газеты «Осколки», и слухи полетели во все стороны, обрастая по пути фантастическими подробностями. Публика жаждала сенсаций и так возбудила информационное пространство, что мы уже не слишком рассчитывали, что поймаем кого-нибудь в расставленные сети. Ну не может же человек быть настолько наглым, думалось мне. Оказалось – может!

Но ему пришлось обрести новый опыт и узнать, что нахальство отнюдь не всегда приносит удачу. Ночью ловушка захлопнулась. К его счастью, это была не испанская ловушка. Но он попался не на наш крючок, а на свой собственный, попытавшись похитить из галереи портрет Мирабеллы. Он понял, что основной план провалился, и решился на грубое ограбление. Как он потом утверждал, ничего, кроме портрета прекрасной юной герцогини, ему не было нужно. Я считаю, что он бессовестно врал, рассчитывая на жалость и снисхождение присяжных. Меня ему убедить не удалось. Да, умом он не блистал. На дознании, когда Даниэла дала против него свои показания, он наверняка сожалел, что не прикончил ее. Всю эту нелепую комбинацию с похищением он провернул потому, что считал, что она может его узнать, когда придет на прием к дядюшке Леонарду, у которого он работал несколько месяцев, изображая из себя помощника автомеханика. А в наше агентство он обращался, разыскивая родственников своего предполагаемого отца.

Когда покойный Лео согрешил и дал жизнь этому сорняку, вряд ли теперь можно будет узнать, но анализ подтвердил его отцовство.

* * *

– Назовите ваше настоящее имя, – спокойно предложил комиссар.

– Джон Грант, – ответил молодой человек лет двадцати пяти-тридцати кого-то смутно нам напоминавший.

Мы с Даной слушали его из соседнего кабинета, а я еще и наблюдал за ним через небольшое окошко.

– Да! – громким шепотом воскликнула Даниэла. – Это он, это его голос!

– Настоящее имя, – уточнил Джулиус.

Молодой человек хотел продолжить свою игру, но вдруг передумал:

– Джон Таридис, – назвал он себя. – впрочем, это имя, хоть могло быть моим, но не принадлежит мне, и, скорее всего, уже не будет принадлежать.

Эпилог

– А что, если мне податься в полицию? – спросил я комиссара Грина.

– Должность патрульного ты несколько перерос, – серьезно прокомментировал Джулиус, – а дослужиться до сержанта сыскного отдела тебе не хватит терпения.

– А вы разве не помогли бы мне ускорить этот процесс? – уже полушутя поинтересовался я.

– Так ведь я в отставку ухожу, – сообщил Грин, – а у тебя есть агентство, я тебе еще пригожусь.

Рассказы

Павел АМНУЭЛЬ

КОЛОНИЯ

Колония была маленькая: всего полторы тысячи. Точнее: тысяча четыреста девяносто семь плюс минус восемь – в пределах квантово-механической неопределенности. Каждый мог оказаться в плюсе или минусе. Закон природы, ничего не поделаешь, сами устанавливали.

Связь с Землей была нечеткой все из-за того же принципа неопределенностей, и к тому же на родной планете их сообщений большей частью не понимали. Многих это беспокоило, но относились к проблеме тем не менее философски: признавали ее существование, любили о ней рассуждать, но никто не прилагал усилий, чтобы сделать проблему фактом физическим, а не духовно-осознаваемым.

– Поддержка интуиции, – любил повторять Эрвин, когда его мнением кто-нибудь интересовался, – это самое прекрасное, что мы можем сделать, и что позволяют физические законы.

На Земле проходили дни, годы, века, эоны, а в колонии река времени застыла и превратилась в стоячее болото, по которому можно было пройти пешком в любой момент, о котором не имело смысла говорить, прошлое это или будущее, поскольку для определения понятий нужно было единое понимание настоящего, а с этим-то и были трудности: настоящее у каждого было свое, и, чтобы, к примеру, обменяться мнениями, приходилось синхронизировать свое настоящее с настоящим собеседника, «поймать момент», как говорил ехидный