Поворачиваюсь к матери и наталкиваюсь на ее горящий взгляд. Не могу понять, что там, ненависть, злость? Она сидит, сложив руки на коленях, выпрямив спину, лицо бледное, губы тонко поджаты. Наконец, мать словно отмирает и выдыхает шумно, сдувается:

— Ты чудовище, Артем, — произносит она, а меня словно кипятком ошпарили. Я не ожидал от нее таких слов, готов был к чему угодно, к крикам, к осуждению, но не к таким словам. В них боль, разочарование и осуждение? Но почему?

— Я отомстил за тебя, за отца, за нашу семью, — начинаю доказывать ей, хожу по гостиной из угла в угол, размахиваю руками. Бокал с виски пуст, и я ставлю его на стол, присаживаюсь около матери на корточки и беру ее ледяные руки в свои, — Я хотел наказать, чтобы также мучились, как ты тогда, чтобы поняли, как это — потерять все и всех.

— Кому доказать? Мне или себе? — мама смотрит мне в глаза каким-то ледяным взглядом, словно чужая, — Ты понимаешь, что ты натворил?

— Теперь понимаю, — соглашаюсь я и встаю с пола, сажусь на диван, закрывая лицо руками, — Я хотел разорить, хотел лишить их всего, но не жизни, нет.

— Почему не остановился, когда умер отец девушки? Смирнов?

— Не знаю... Я не смог, — качаю головой, — То, что я тщательно готовил столько лет, банкротство, саму месть — уже было не остановить. Все накрыло, как лавиной, снесло с пути всю семью.

— И сейчас, ты продолжаешь? Ты не остановишься? — спрашивает мама и я киваю, — Почему?

— Я хочу лишь быть в жизни своей дочери, хочу быть ей отцом.

— Для этого нужно отнять ребенка у матери? Я не узнаю тебя, Артем! — почти кричит мама, — Всегда думала, что ты хороший человек, замечательный сын и когда-нибудь найдешь милую девушку. Вы подарите мне внуков, но то, что натворил ты... Боюсь, тебя не простят. Ты, как оказалось, много не знаешь о том, что случилось тогда. Ты не знаешь, что было после похорон твоего отца, кто на самом деле виноват, кто практически вложил пистолет твоему отцу в руки.

— Что ты говоришь? — поднимаю лицо от рук, меня всего начинает трясти мелкой дрожью, — Кто?! Говори кто! — почти приказываю матери.

— Нет, — твердо произносит она, — Твоя месть перешла за рамки, я не позволю пострадать кому-либо еще.

Мама встает и идет в холл, открывает шкаф и достает свое темно-зеленое кашемировое пальто.

— Отвези меня к внучке Артем и к ее матери, я на коленях буду просить, чтобы тебя простили. Ты слышал только — то, что сказала я, даже не разобрался во всем. Начал мстить, но не тому, и ты встанешь рядом со мной, хотя я не представляю, как такое, можно простить, — говорит мама и выходит на улицу, а я стою посреди гостиной, открыв от удивления рот.

Глава 23. Черта

Дашка занимается с репетитором, а я пытаюсь приготовить пирог с мясом на ужин. Выходит, из рук вон плохо, все валится, тесто липнет к рукам, мясо обжарила, и оно подгорело. Мысли где-то далеко, явно не на кухне и явно не о пироге. Почему-то вспоминаю Артема, то время, что мы провели до свадьбы. Как он ухаживал за мной, как горели его глаза, когда видел меня.

Я думала об этом много раз с тех пор и всегда казалось, что Артем не играл, хотя его поступки и доказали потом обратное. То, как муж поступил со мной на следующее утро, перекрыло все его лживые слова о любви, все клятвы верности. Я не могу понять, какой он — настоящий. Тот, что был до свадьбы или после? Скорее второе, но так играть свою чудовищную роль?!

После той сцены на кладбище я больше не встречалась с Артемом, да и он не горел желанием принести мне извинения в другой обстановке. Но как назло вспоминаю его руки, губы, взгляд, что были до часа Х. Все эти годы я не могла избавиться от этих воспоминаний, как бы не гнала их от себя. Целый месяц до свадьбы Артем вел себя, как настоящий влюбленный, хотя откуда мне было знать. Я, домашняя девочка, скрипачка, повелась на его красивые слова о любви. Запала на первого попавшегося мне парня, красивого, умного. Меня, как говорится, накрыло с головой этими чувствами первой любви.

Артем ухаживал красиво, цветы, мелкие подарки: мягкая смешная игрушка, очаровательная вазочка, кейс для скрипки — все это знаки внимания, от которых я не отказывалась. Это так мило, твердила я себе, это не какие-то драгоценности известной ювелирной фирмы. Каждый подарок был выбран с душой и как мне казалось, сердцем. Я принимала их, восхищалась цветами, обнимала мягкие игрушки, которыми была завалена моя девичья комната в нашем доме. Я разорвала, разрезала все это, вышвырнула из дома после смерти папы, не оставила ничего. Чтобы не было воспоминаний о наивной дурочке, которая первый раз влюбилась и отдала всю себя, все свое нежное сердечко и тело настоящему дьяволу, исчадию ада. Монстру в человеческом обличье.

Артем единственный мужчина, который так вгрызся в мою душу, разорвал ее в клочья, оставил истекать кровью, отшвырнув от себя. Сейчас, когда я увидела его в здании суда, удивлялась сама себе: у меня нет к нему ненависти, совсем! Почему? Я продолжаю его любить, несмотря ни на что? Я забыла, что он сделал со мной и моей семьей? Нет... Но почему, тогда все во мне переворачивается с ног на голову, когда я его вижу? Почему мои ноги превращаются в кисель и слова застревают в горле? Я не могу его любить, нет, это другое, а вот что, как узнать?

Звонок в дверь раздался, когда я ставила в духовку небольшой пирог. Пришлось переделать мясо, не выбрасывать же, раз начала. Иду в прихожую, игнорирую любопытную мордочку Дашки, что выглядывает из своей комнаты. Репетитор по английскому языку только ушла, и дочка рада отвлечься от учебы, а гостям рада вдвойне.

Не смотрю в глазок, открываю дверь и замираю: передо мной стоит высокая, стройная женщина лет пятидесяти. Она мне не знакома, но за ее спиной стоит он, виновник всех несчастий в моей жизни. Рука дергается сама и я почти закрываю дверь перед