поговорим потом, — хочу вернуться к теме нашего разговора, но не хватает смелости. Может не говорить? Но нет, лучше пусть узнает от меня.

— Дашуль, у тебя тоже нашелся папа, — ну вот, сказала, будь что будет.

— Он потерялся? — вижу, каким восторгом загораются глазенки Дашки и невольно ревную. Не хочу, но не могу. Ревную к Артему, хотя он еще даже не встречался с дочерью. Ревную к тому, что вдруг Дашка полюбит его и будет любить меня меньше?

— Лучше сказать не потерялся, а появился.

— Это как у Светы? Она всем говорит, что ее мама завела нового папу, мам, а мой новый папа подарит мне собачку? Я тоже хочу завести папу и собаку.

— Даша! — громко возмущаюсь я, — Что значит завести? Папа — это не животное!

— А почему тогда мама Светы — завела? — ребенок смотрит на меня и ждет ответа, а я в упор не знаю, что сказать. Наконец, говорю первое, что пришло в голову. Нельзя сказать, что мама Светы говорит неправильно, дети еще могу поругаться из-за этого.

— Если папа только появляется, то можно сказать, что его завели, — несу полную чушь, сама понимаю, но меня уносит, не пойми куда, — А твой папа уже был, поэтому он скорее нашелся.

— Значит, я могу сказать, что ты потеряла моего папу, а теперь нашла? Меня спросят девочки в садике, — с невозмутимым видом добавляет Дашка.

— Пусть будет так, хотя и это неверно.

— Мама, а кто папа? А он пожарник или летчик, я могу к нему поехать в гости, а на праздник? А он купит мне домик Барби, что мы вчера видели в магазине, а какая у него машина, большая и черная? Собака есть?

— Дашаааа! — взвываю я и поднимаюсь с лавки, чтобы быстрее добраться до дома, — Я тебе все расскажу, а лучше пусть это сделает он сам, думаю ты его увидишь очень скоро, — последнее произношу сквозь зубы.

Как бы мне не хотелось, но Артем явно не будет тянуть время до суда, чтобы наладить отношения с дочерью.

— А как его зовут? У него есть имя, а у меня будут теперь бабушка и дедушка, как у всех? — подпрыгивает рядом Дашка, пока мы идем к дому.

Я снова торможу и удивленно смотрю на дочь:

— Я даже не знаю, есть ли у него родители, отца точно нет.

— Значит, мой папа, как мы, совсем одинокий, — горько вздыхает дочка, — Никого у него нет, кроме нас, но теперь есть мы, да мама? — тут же радостно смотрит на меня, а мне остается только вздыхать и идти дальше. Как же все у детей просто, очень просто.

Глава 22. Призраки прошлого

Подъезжаю к дому матери и выхожу из машины. Мама уже открывает дверь и с улыбкой смотрит на меня. Она всегда рада моим нечастым приездам, работа занимает практически все мое время. Высокая, немного худая, но все равно красивая, ухоженная женщина. В светлых волосах не так заметны серебристые пряди, на ногтях свежий маникюр, одета в домашнее платье из тонкого трикотажа, мягкого бежевого оттенка.

— Здравствуй, Артем, — подставляет мне щеку для поцелуя, и сама целует в ответ, — Не ждала тебя сегодня.

— Да я и сам не знал, что заеду к тебе, — прохожу вслед за ней в широкий холл и снимаю пальто, вешаю в шкаф-купе.

Гостиная у нее большая с выходом в кухню. Угловой мягкий диван, широкий стол красного дерева, классика в интерьере. Мама вообще любит классику во всем: в одежде, мебели, книгах, фильмах. Сейчас заваривает свежий чай в белом фарфоровом чайнике, ставит на поднос вазочку с печеньем, чашки с блюдцами, салфетку кладет. Она еще не знает какой разговор, предстоит, боюсь чай тут будет слабым утешением.

Подхожу к бару и достаю бутылку с виски, наливаю наполовину в бокал и делаю пару глотков. Жидкость обжигает, разливаясь теплом в груди, но мне нужно собраться или расслабиться, чтобы все рассказать. Сажусь на мягкий диван, игнорируя чай в чашке, верчу бокал в руке, периодически делая маленькие глотки. Мама не торопит, знает, что сам начну разговор, когда буду готов. У нас всегда так, она чувствует, когда я волнуюсь и берет паузу ожидания, чтобы собрался с мыслями.

— Мама, — начинаю я, внутренне выстраивая диалог и с чего начать, но получается хреново, если честно, — Помнишь, когда хоронили отца, ты прокляла одну семью?

— Помню, — после короткого молчания, говорит мать и начинает комкать салфетку, скручивая ее, распрямляя, — Смирновы.

— Ты хорошо их знала? — спрашиваю ее, хотя давно уже знаю ответ, наши семьи дружили, когда-то, до всего, что случилось.

— К чему этот разговор? — мать отводит взгляд и наливает себе чай, — Мне неприятно вспоминать это. Я тогда ничего не соображала, нельзя было проклинать эту семью. Как бы тогда ни случилось, жизнь сама распорядится кого наказать и как.

— Ты знаешь, что с ними случилось? — спрашиваю осторожно, ступая, как по осколкам памяти. Сам боюсь порезаться до боли и крови.

— Нет, после всего, что произошло, мы с тобой уехали и больше я не интересовалась этой семьей, — уклончиво отвечает мать, — Но я помню про свое проклятие, я не должна была так говорить.

— Мама, я женился на дочери Смирнова, — говорю ей, и чашка с грохотом падает из ее рук на дорогой, цвета кофе со сливками, ковер, разбрызгивая чай.

— Когда? — хрипло спрашивает мама.

— Шесть лет назад и у тебя есть внучка.

Молчание затягивается, мы смотрим в глаза друг другу, никто даже и не наклонился, чтобы поднять чашку с ковра.

— Зачем? — одними губами, еле слышно произносит мама, — Почему я ничего не знаю.

— Тебя в тот момент не было в стране, а я...Я сделал ужасную вещь, — признаюсь ей и начинаю рассказывать все.

Как задумал план мести, как начал его осуществлять, как влюбил в себя Риту и о смерти ее родителей. Рассказал все, ничего не скрыл, даже то, как поступил с Ритой утром, после свадебной ночи. Когда закончил, встал и налил себе уже третий бокал виски, залпом выпив до дна.

— Теперь, у тебя есть внучка, а у меня дочь. Рита